Трам-пам-пам...)))

[Вёрджил Ференце]

Стыдно появляться в сообществе только ради того, чтобы покомментить и почитать/посмотреть. Посему предоставляю вам на суд сие творение... Повернулся же язык ЭТО безобразие так назвать о___О Прошу... сильно не бить ))

Несказанное…

Автор: Virgil Ferenze
Фандом: Death Note
Рейтинг: Пы-Гы 13 =)))
Пейринг: Matt/Mello
Жанр: Romance, POV Мэтта ^^
Размещение: Огромная просьба предупреждать об этом автора!
Disclaimer: Всё не моё, кроме глюков %)
От автора: Ну вот стукнуло мне в голову написать фанфик на день рождения подруги, ну что поделаешь! =) Первый и наверняка последний фанфик по данному фандому, если идеи будут, то… Просьба колюще-режущие предметы оставить на входе, огнестрельное оружие сложить в камеру хранения… В меня можно кидаться только красными яблоками исключительно по вторникам строго с 14.30 по 15.00 ^____^


- МЭ-Э-Э-ЭТТ!!!
Ну вот, опять ты мне поиграть спокойно не даёшь. И, как назло, я уже почти прошёл эту игру…
- Кто съел мой шоколад?! И ГДЕ, ЧЁРТ ПОДЕРИ, ПИСТОЛЕТ?! – ярился ты, бегая по комнате в поисках на всякий случай спрятанного мной оружия. Твой тон для меня ничего хорошего не предвещал, да и вообще мало приятного происходило в те моменты, когда Ваше Величество изволил злиться…
- Ну, допустим первый твой вопрос был довольно глупым, если учитывать что здесь нас всего двое… - начал было я, закидывая в рот последнюю дольку недавно найденной шоколадки, и мне тут же пришлось уворачиваться от запущенной в мою голову подушки. Что и говорить, в таких условиях сосредоточиться на игре просто невозможно…
- УБЬЮ!!!
Я вылетел из квартиры, на ходу натягивая куртку, сопровождаемый ещё одной подушкой, и с грохотом понёсся вниз по лестнице. Только оказавшись на улице я вспомнил, что очки остались висеть в комнате на люстре. Чертыхнувшись, я побрёл прочь от дома – не возвращаться же в самом деле, когда ты там мечешь гром и молнии… И чего ты так взбесился из-за этой шоколадки? Сейчас схожу в магазин, куплю тебе целую гору – буду просить прощения…
Вытащив последнюю сигарету из последней пачки, я со вздохом прикурил и, смяв упаковку, выкинул её вместе с почти опустевшей уже зажигалкой. Вот не было печали… Мистер Дживас без очков и почти без сигареты, спешите видеть!..
Ярко освещённый круглосуточный супермаркет в этот час казался вымершим. Одна лампа мигала – её явно следовало заменить, - кассирша клевала носом и на появление позднего посетителя отреагировала только зевком и мутным взглядом заспанных глаз, охранник счёл своим долго пристально осмотреть меня с ног до головы, нахмурив для солидности брови. Очевидно, не заметив ничего подозрительного, он тут же потерял ко мне всякий интерес. Что ж, взаимно.
Любопытно, что они подумали о парне, который в два часа ночи покупает около сорока плиток шоколада, чуть больше десяти пачек сигарет – почти недельный запас – и ещё три зажигалки? Впрочем, это не тот вопрос, который мог реально меня заинтересовать.
Щелчок зажигалки, трепещущий огонёк на мгновение осветил лицо, подарив короткое предчувствие тепла, и погас. Тонкая струйка дыма, перемешавшаяся с вырывающимся изо рта паром. Холодно. Чертовски холодно. Так какого чёрта я сижу на этой скамейке и курю, когда могу спокойно пойти домой и сделать там то же самое? А, и ещё надо добить ту игрушку…
Если, конечно, ты не добил мой «Playstation».
Наверное, в приюте меня не зря стали сравнивать с верным псом.
Помню, сошлись мы не сразу, даже несмотря на то, что жили в одной комнате. Я занимался своими делами, ты тоже вполне успешно меня игнорировал. Началось всё, как ни странно, с одной игры. Я никак не мог пройти квест, а ты предложил помочь и справился с ним за считанные минуты. У меня тогда наверное очень глупое выражение лица было…
Ты оказался не таким уж плохим парнем, каким тебя описывали. «Драчун, истерик, задавака» - так говорили о тебе остальные ребята из приюта и отчасти именно поэтому я немного сторонился тебя. На деле же всё оказалось совсем, совсем наоборот… Оставалось только мысленно отвешивать себе бесчисленные подзатыльники за то, что, дурак, не догадался пообщаться с тобой раньше. Сразу стало понятно, что отличало тебя от других и почему ты ни с кем не дружил.
Ты просто был чуть более эмоциональным, чем все остальные дети Вамми. Чуть более эмоциональным, чем остальные могли себе позволить.
Не знаю, как так случилось, что я привязался к тебе настолько, что не мог представить себе ни одного дня без тебя. Я участвовал во всех твоих проделках, выполнял те поручения, которые ты мне доверял…
Интересно, а ты помнишь сколько раз ты меня ругал за то, что я, такой-нехороший-и-непригожий, никак не хочу поверить в Бога? А я вот помню… Четыре раза в месяц, каждую неделю, точно по вторникам ты начинал читать мне лекцию… Как будто специально, честное слово…
Я атеист. Всегда им был и навсегда им останусь. Только один раз в своей жизни я верил – свято верил в то, что самый близкий для тебя человек.
А потом появился Ниа.
Чёртов Белый Комок Ваты.
Я стал тебе не нужен, у тебя появился новый друг. Время, которое мы проводили вместе, ты уделял теперь ему. Знаешь, как я его ненавидел?.. Стоило только увидеть его – и сразу руки чесались врезать как следует… Вот прямо со всей силы. Чтобы увидеть на его лице вместо привычной отстранённой маски удивление.
А рядом с тобой он смеялся…
Я не выдержал. Сорвался. Кажется, наш скандал слышали если не все в приюте, то добрая половина уж точно. Сколько всего я тебе наговорил… Такого, о чём теперь даже вспоминать страшно. Кричал тебе в лицо, схватив за грудки и прижав к стенке. Ты сначала молчал, вцепившись в мои запястья так, что наутро синяки остались… Потом цедил фразы сквозь зубы, даже не глядя на меня. Это взбесило сильнее всего, хотя казалось, больше уже некуда.
Я тебя поцеловал. До сих пор помню вкус этого поцелуя – сладкий, шоколадный… кто бы в этом сомневался. Плевать, что тогда ты меня побил – чуть несколько зубов не вышиб, да и вообще, по-моему, мало соображал что делал…
Мы сделали вид, что ничего не было и продолжили общаться. Не так, как мне бы хотелось, однако благодаря этому скандалу ты, кажется, что-то понял. Только знаешь… что-то во мне сломалось в тот вечер. Я больше не мог смотреть на тебя только как на друга. Чёрт, да я просто хотел тебя, прикасаться к тебе… чтобы ты смотрел на меня так, как смотрю на тебя я…
Я ревновал. Ко всему и всем. Особенно к чёртовому Комку Ваты… Я знал, что на вас давили и этот шаг с твоей стороны был вынужденным, но я был до неприличия счастлив, когда ты перестал с ним общаться.
Сигарета догорела до фильтра и я затоптал её ботинком, бросив себе под ноги. Закуривая новую, я поднялся со скамьи и, прихватив пакет со своими покупками, двинулся домой.
Ты всегда очень сильно увлекался, но такого, как теперь, не было ещё никогда… Сейчас все твои мысли были направлены только на одно – поймать Киру, поймать его, отомстить за Эла… Кира, Кира, Кира… Я даже не знаю, каким таким чудесным образом ты вообще заметил пропажу шоколадки. Хотя что ещё тебе было замечать… уж не меня точно. Чёрт, я снова начинал тебя ревновать – кошмар, докатился. Ревную своего друга к его же работе. Даже к его чёртовой религии.
Повозившись с ключами, я с грехом пополам открыл дверь – по непонятным причинам, мне никак не удавалось запомнить, как нужно вставлять этот ключ в эту замочную скважину и в какую сторону его крутить.
- Ты задержался.
Ты даже не повернул голову, когда я вошёл в комнату, не оторвался от своих записей.
- В магазин ходил, - отрапортовал я, складывая пакет на стол и направляясь распихивать сигареты по карманам и ящикам.
- В магазин? Потратив целый час вместо обычных семнадцати минут?
Что, правда прошёл уже час?.. Ну что ж, бывает, ничего не поделаешь…
- Подумаешь… Не говори, что ты волновался, всё равно не поверю, - сплошной скептицизм, даже самому противно становится.
- Ну а если так?
Я медленно повернулся к тебе, на всякий случай заламывая бровь. Недавно научился так делать, вот теперь и использую при каждом удобном случае… О, ты уже смотришь на меня – закинув голову на спинку дивана так, что я в твоих глазах сейчас перевёрнут вверх тормашками.
- Не ты ли несколько минут… час назад хотел самолично меня убить? – что-то в твоём взгляде странное. Непонятное, даже пугающее немного – до побежавших по спине мурашек, до приятной щекотки в солнечном сплетении. Я подошёл к дивану и упёрся ладонями в его спинку по обе стороны от твоей головы.
Ты только фыркнул в ответ на мою реплику.
Знаешь, у тебя такие красивые глаза… Я всегда думал, что они карие, а оказалось – тёмно-зелёные… И ресницы длинные, пушистые… Да и вообще…
- Ты чертовски красивый… - тихо проговорил я с лёгкой улыбкой.
- Издеваешься? – ты снова фыркнул, отводя взгляд и едва заметно хмурясь. Снова об этом шраме, да?.. Дурак ты, Мелло. Умный, но дурак… Он ничуть тебя не портит, в моих глазах ты всё равно – самый лучший… Такой красивый… Чёрт…
- Нисколько, - я помотал головой, и ты, решив разнообразить свою реакцию на мои слова, скептически хмыкнул.
Ты отстранённо молчал, я тоже не говорил ни слова. Твоё лицо было так близко… что почти невозможно было удержаться… Ведь это же так просто – качнуться немножко вперёд и коснуться губами твоих слегка приоткрытых губ… Ну, и о чём я думаю? Вот сейчас опомнишься, и снова начнёшь ругаться что от меня сигаретами несёт. А жвачку купить я, конечно же, не догадался.
- Эй, Мэтт… - протянул ты, снова поворачиваясь ко мне. Вау, это уже что-то новенькое. Слушаю тебя очень внимательно.
Ты, правда, ничего больше не сказал. Поднял руки и, обхватив ладонями моё лицо, впутал пальцы в мои волосы. притянул ещё ближе…
«Можно, Мелло?» - умоляюще спрашивал мой взгляд. Конечно, мне могло и показаться, но в твоих глазах я увидел согласие. Сейчас – можно.
По крайней мере, можно было надеяться на то, что ты в этот раз меня не оттолкнёшь.
Я самый счастливый человек на свете, Мелло. Ведь я так долго ждал… и дождался. Даже если это только один раз…
Пока длится этот поцелуй, я снова могу поверить в то, что что-то для тебя значу.
Ты знаешь, Мелло?..
Знаешь, что я люблю тебя?..
Конечно же нет. Ведь я никогда тебе этого не говорил. И не сказал даже сейчас… И ты так этого и не узнал.
Кто же мог подумать, что всего через несколько дней мы умрём?..


25.09.2008 г.

@темы: Mello/Matt, Фанфики

---

Скромный креатив

[nyaonate]

Совершенно ассоциативное, вот по этому арту.

Специальное предложение!

@темы: Mello, Near, L, Matt, Фанарт

---

Контрольный выстрел

[magicfren]

В рамках программы "напиши идиотский стих - добей фендом окончательно" мы публикуем здесь следующее совместное творение, призванное поставить точку в затянувшейся нелепой дискуссии.

Название: Самый лучший недостих
Авторы: НЕДОmagicspoon! и НЕДОФрен. Ах да, еще Z и Пушкин помогали по мере возможностей.
Жанр: deathfic
Форма: частушки
Слог: высокопарный
Рейтинг: Гэ
Дисклеймер: бренд "самый лучший" принадлежит Ли Ли и Китахаре, а второе счастье наглость - авторам, плюс Френ лично узурпирует право на Такадин целлюлит.
Посвящение: всем прекрасным талантливым фикрайтерам, которые мнят себя бесталанными и что-то лепечут про творческий кризис. Читайте и познавайте истинные глубины бездны бесталанности и творческого кризиса.
Сим удостоверяем, что наши способности к стихосложению, подбору правильных рифм и высокому слогу, а так же чувство ритма в равной степени убоги. Аминь.

да будет нам земля пухом

Тишина зыбкой призрачной ночи.
Но Луна, вечный спутник земли,
Убаюкать мой разум не хочет…
Может, гипоталамус шалит.

Я берусь за перо, стих слагая,
И, уволив трансформер в запас,
Я Пегаса впервые седлаю
И на нём покоряю Парнас.

Ускользают часы сновидений,
В королевстве Морфея мой штаб.
Я же, Ниа, логический гений,
Вам твержу, что все беды от баб.

Воззовём нашей мыслию к Элу -
Он давно эту тайну постиг.
И с Ватари держался он смело,
Но карающий перст их настиг.

И чело мудреца холодеет,
И со звоном столовый прибор
Пал из рук. Тайно Кира радеет -
Рэм свершила уже приговор.

Обернулась в бинты шинигами -
Всё равно она бабский скелет.
И страдают от баб чада Вамми,
На закланье идёт юный Мэтт.

Хоть геймбой заменял женщин Мэтту,
Но зато у него был Мелло.
О, судьба! Ты призвала к ответу,
Страждет наш юный Мэтто зело!

И безмолвные слуги Такады
Убаюкали юность свинцом.
Средь шумов и огней канонады
Мэтт упал с изумлённым лицом.

Я глаголю: судите же сами,
Как у женщин жестоки сердца!
Ведь усатая баба Ягами
Извратила Мелло пол-лица.

Лишь ожоги его исцелились,
Вновь злой рок расправляет крыла.
О, мои предсказания сбылись!
В свои руки Такада взяла

Судьбоносный обрывок бумажный.
Было 40, и вот уже нуль.
И упёрся соколик отважный
Опалённой ланитою в руль.

И охвачена церковь пожаром,
Золотится огня монолит.
Для Такады моральным ударом
Вспузырился её целлюлит.

Я ж избегну карающей длани.
И надену безбрачья венок!
Будь ты, Халл, грациознее лани -
Не вонзишь в мою спину клинок.

Но снимает луна наважденье,
А за окнами - мутный рассвет.
Покидает меня вдохновенье,
На бумаге оставив лишь след…
***
Да, допустим, вы скажете,
"Ниа! И иначе бывало у нас!"
А я просто над логикой стылой
Ненадолго взлетал на Парнас.

@темы: Стихи

---

[Cathulhu]

Наша с Рэном поэма. От лица Мэтта. А Рэн недоволен, да.

Здравствуй, мой любимый немец!
Что застыл? Не ожидал?
Думал, уходя из Вамми,
Я забуду про любовь?

Нет, мой Мелло, не дождешься,
О тебе я не забыл.
И о светлых днях яоя -
В сердце память я храню.

Ты был самым лучшим уке,
Что там Ниа - кусок ваты...
(Я тебе его примомню,
Мой блондинка в шоколаде!)

Помнишь, как в футбол играли,
Воровали сигареты
И ломали пазлы Ниа?..
Ах, вот это было время...

Как холодной зимней ночью
Спали на одной кровати
И друг друга обнимали,
Помнишь ли, моя принцесса?

Пусть на нас косились люди -
Ты мой уке, я твой семе.
И ничто на целом свете
Разлучить нас не посмеет...

Кроме этой сучки Ниа!
Чем я хуже?! Объясни мне!
Все, молчу. Не удержался...
Больше я орать не буду.

Ой, а помнишь - за геймбоем
Проходил я новый левел.
Ты был рядом, с шоколадкой
И кричал: "Вали уродов!!"

Я тобою любовался,
Как любуются картиной.
Замечал ты и стебался,
Обзывая извращенцем.

Ты мой яркий лучик света
В этом хмуром темном царстве.
Я люблю тебя за это...
Ну и за штаны из кожи.

Ах, твои штаны из кожи!
В мире нет штанов прекрасней!
Лишь одна с ними морока -
Стягивать бывает сложно...

Наконец мы снова вместе...
Я - твой семе, ты мой уке.
(Кстати, можем поменяться!)
Я тебя люблю, мой Мелло.

@темы: Mello/Matt, Стихи

---

"Алая буква", 1 глава

[Maranta]

Название: "Алая буква" ("Scarlet Letter").
Автор: RobinRocks.
Переводчик: Maranta.
Пейринг: B/L, L/B, и немножко Лайта.
Рейтинг: R.
Жанр: romance/horror, AU.
Саммари: Все начинается с одной буквы.
Дисклеймер: все уже украдено до нас.
Запрос автору отправлен.
Переведено в подарок для Миссис Малфой.

Примечания:
1. Это готичный фик. ))) Каждая из семи глав несет интертекстуальную отсылку к какому-либо литературному персонажу Викторианской Англии. Кроме первой главы, бо Джек-Потрошитель был реальным лицом.
2. Название самого фика происходит от романа Натаниэля Готорна «Алая буква» («The Scarlet Letter»), написанного также в Викторианскую эпоху, но в Америке.
3. В фике две сюжетных линии: простым текстом – настоящее, время расследования дела Киры (до Йоцуба-арка), курсивом – прошлое, до событий Another Note.
4. Как бы ни было неудобно, что заглавную латинскую B не отличишь от нашей В, еще больше мне не нравится, когда L превращают в Л. Потому все эти заглавные буковки я оставлю в латинице.

I. Джек-Потрошитель.

Проснувшись, Ягами Лайт обнаружил себя в незнакомой комнате. Зверски болела голова, в глазах все расплывалось, тело затекло от долгого сна в одежде.
Лайт, вообще-то, был сведущ в искусстве дедукции; умел из малейших крошек информации построить теорию, порождающую в свою очередь решение поднятого вопроса…
Но он, хоть убей, не мог понять, как сюда попал – в комнату с сыплющим клочьями побелки потолком и облезлыми обоями в цветочек, на кровать, явно созданную, чтобы больно тыкать пружинами в спину.
Слева от него слышался ритмичный перестук клавиш; он уселся, потирая затекшую шею, и обнаружил источник звука на полу возле кровати.
Ну конечно. Кто бы сомневался. Все объясняла одна-единственная латинская литера.
L.
- Где это мы? – требовательно вопросил Лайт, пихая детектива ногой. – Эй, ты. Рюузаки!
- Мы в Англии, Лайт-кун, - вежливо ответил L, оттолкнув ногу Лайта.
Тот ошарашенно моргнул.
- Прошу прощения… где?
- Англия, - L оглянулся через плечо. – Великобритания. Соединенное Королевство. Как тебе больше нравится.
- Когда я засыпал, мы были не в Англии! – недоверчиво выплюнул Лайт.
- Знаю – но ты ведь и заснул не по собственной воле. Я взял на себя смелость подсыпать тебе снотворное. Я полагал, что ты вряд ли на это согласишься. Кстати говоря, ты был в отключке очень долго.
- Я что, к тебе спиной повернуться ни на минуту не могу? – рявкнул Лайт, оглушенный новостью. – Ты приглашаешь меня помочь в расследовании дела Киры, я соглашаюсь остаться в отеле допоздна, чтобы изучить детали и документы, ты предлагаешь мне чашку чая – а затем я просыпаюсь в Англии, а ты признаешься, что усыпил меня и привез сюда без моего разрешения…?!
- Я знал, что ты рассердишься, - беззаботно ответил L, не оглядываясь на него.
Лайт спустил ноги с кровати, сердито глядя на детектива.
- Мой отец будет очень недоволен, - холодно сказал он.
- Напротив, он уже в курсе всего и не возражает. Ватари об этом позаботился.
Лайт поднялся и прошел мимо L к окну, потирая затекшую спину.
- Это похищение, - мрачно пробормотал он – достаточно громко, чтобы L расслышал.
- Знаю, - бодро отозвался L.
- Где именно в Англии мы находимся?
- Где? В Лондоне, Лайт-кун.
Лайт отвел в сторону пыльную штору, чтобы выглянуть в окно; пейзаж будто взят был с иллюстрации исторической книги о Викторианской Англии. Шел дождь, унылая серость неба, казалось, стекала на город, перекрашивая его, а грязный тротуар бликовал от влаги. Улочка была очень узкой, создавая впечатление, что окно очень высоко над землей. Здания жались друг к другу – все высокие и узкие, с маленькими окошками и замшелой кладкой.
- Я… не таким себе Лондон представлял, - наконец проговорил он.
- Мы в не очень хорошей части города, Лайт-кун. Памятники, театры и все такое – в другом его конце.
Лайт помедлил.
- И почему вообще мы в Лондоне?
- У меня есть на то причины. Мне нужно кое-что вычислить, и я решил, что ты можешь быть мне полезен.
- Однако, - Лайт вернулся к кровати и уселся. – Дело должно быть невероятно важным, раз ради этого ты отложил дело Киры.
- Вообще-то, все не так, - протянул L, склонив голову к Лайту. – Я полагаю, что это дело… может иметь прямое отношение к делу Киры.
Лайт нахмурился.
- Думаешь, Кира переехал в Англию?
- Нет, - только и ответил L.
- Тогда зачем…
- Никаких вопросов сейчас, Лайт-кун. Позже объясню, - L вернулся к ноутбуку. – Сейчас я очень занят.
С тихим вздохом Лайт снова поднялся и направился к уборной.
- Ладно, мне нужно в ванную, так что…
Не дождавшись ответа от L, Лайт вошел и запер дверь на тугую защелку. Подойдя к раковине, он посмотрел в зеркало и увидел там отражение Рюука.
- Вот ты где, - пробормотал он так тихо, как мог. – С нами приехал?
- Нет, - ответил Рюук. – Ты весь вечер работал с этим парнем, так что я ушел, а когда вернулся в отель, вас не было. Мне пришлось отправиться в Царство Шинигами, чтобы тебя отыскать.
- Из тебя хреновый телохранитель, Рюук.
- Ну, это не моя обязанность, - захихикал Рюук. – Что происходит-то?
- Хотел бы я знать. Он сказал что-то насчет… в общем, что-то здесь происходящее имеет отношение к делу Киры.
- Ты много в последнее время поубивал здешнего народу?
- Нет. Ну, не больше среднего. Во всяком случае, ему не с чего думать, что Кира сюда переехал.
- А разве он не считает, что ты Кира?
- Частично. Он не уверен до конца. Да это и не важно. Что бы его сюда ни привело, он не думает, что за этим стоит Кира; и он прав. За это я могу лично поручиться, - Лайт стиснул край раковины. – Слушай, Рюук, тебе нужно вернуться в Японию. Скажи Мисе, что она должна продолжать убивать преступников, ладно? Я не могу делать это здесь, у меня нет с собой Тетради Смерти.
- Но я только сюда добрался…
- Рюук, это может быть уловка L. Возможно, что нам незачем здесь быть, и он просто забрал меня из Японии, чтобы увидеть, прекратятся ли убийства.
Рюук легонько кивнул, закатывая желтые глаза, и вышел через стену ванной.
- Ладно, до скорого…
Умывшись, Лайт вышел, приглаживая волосы влажными пальцами, и огляделся в поисках L. У кровати никого не было, ноутбук был закрыт, но лампочки светились, выдавая режим ожидания.
Детектив стоял у окна, придерживая штору, чтобы та не мешала ему лицезреть серую унылую улицу.
- Разве это не походит на идеальную среду для детектива, Лайт-кун? – произнес он; это было скорее утверждение, чем вопрос. – Темный, грязный город, готическая архитектура викторианской эпохи, удушливый смог…
- Ха. Звучит как начало детективного романа.
- Ты не поверишь, сколько из известнейших вымышленных преступников и чудовищ – детища Викторианской Англии, - L задумчиво склонил голову набок. – Дракула, Шерлок Холмс, Франкенштейн, Джекилл и Хайд…
- Мы что, сюда на экскурсию приехали? – раздраженно огрызнулся Лайт.
- Нет. Просто пара любопытных моментов, - длинная пауза. – …Правда, не все они были вымышленными, не так ли?
Лайт пожал плечами, не понимая, к чему тот ведет.
- Полагаю, ты знаешь Джека-Потрошителя? – спросил L.
- Ну, не лично, - саркастически ответил Лайт.
L невесело хмыкнул.
- Ну разумеется. В лицо его никто не знал. Его так и не поймали.
- Я знаю, о ком ты. Маньяк Викторианской эпохи, убивший в Лондоне как минимум пять женщин, возможно восемь-девять, - Лайт вздернул бровь. – Только не говори, что мы приехали ловить Джека-Потрошителя, Рюузаки.
- Не будь смешным, Лайт-кун, - L смотрел на него безо всякого выражения на лице. – Серьезно, от тебя я такого не ожидал.
Лайт вздохнул.
- Я пошутил; но почему ты про него заговорил? - пауза. – Ты считаешь, он имеет нечто общее с Кирой – как безликий серийный убийца, получивший громкое имя – или..?
- Нет, ничего такого; хотя это любопытная точка зрения, Лайт-кун.
- Тогда зачем мы здесь, Рюузаки?
- Хоть мы и не будем охотиться на убийцу, скончавшегося максимум в 1930х – а наверняка и раньше – мы здесь все-таки из-за убийцы.
L снова перевел взгляд на замолчавшего Лайта.
- …Которого тоже так и не поймали.

***

- Что ты собираешься делать, L?
Вынырнув из-за газеты, L перевел внимание на Ватари; тот разливал чай, разместив сервиз на маленьком столике.
- О чем ты, Ватари?
- Об этом, - поднеся чашку с блюдцем, старик кивнул на титульный лист газеты. – Об этих убийствах.
L моргнул, осторожно отхлебывая горячий чай.
- Естественно, я буду ловить убийцу, - он склонил голову набок. – Ради этого мы переместились из Лондона в Винчестер. Чем еще, по-твоему, я должен заниматься?
- Я знаю, что ты собираешься ловить убийцу, - любезно отозвался Ватари, устраиваясь в кресле, с чашкой чая в руках. – Это само собой разумеется. Я имел в виду… у тебя есть идеи, как подступиться к делу? Похоже, что между жертвами нет никакой связи. Разный пол, разный возраст…
- Нет, это не так, Ватари. Вовсе не так. На первый взгляд, между жертвами нет ничего общего, но стоит копнуть поглубже – совсем чуть-чуть, надо сказать – ты увидишь, что между ними есть вполне очевидная связь.
- Какая же?
- Вот, сейчас покажу, - поставив чашку, L спрыгнул с кресла и метнулся к столу, на котором оставил документы по делу и, собрав, протянул Ватари: - Признаю, у меня есть не вполне справедливое преимущество перед лондонской полицией – теперь, когда я вычислил связь…
Ватари пролистал несколько страниц.
- Я вижу только различия, - проговорил он. – Разница в их возрасте…
- Вот именно, Ватари. Это и есть связь, - L указал на файл первой жертвы. – Первая жертва: мужчина, белый, британец, 52 года. Вторая жертва: женщина, также белая и британского происхождения, 39 лет. Третья жертва: женщина, чернокожая, родом из Африки, 26 лет… Ты можешь видеть, что их возраста разделяет одинаковое число лет.
Ватари помолчал секунду, высчитывая, и, нахмурившись, поднял голову.
- Тринадцать, - сказал он.
L кивнул.
- Верно. Тринадцать, - вернувшись в кресло, он снова отхлебнул из чашки. – Этой повторяющейся цифры мне хватило. Я знаю, кто убийца. Мне остается только его найти.
- И кто же он?
- Вот, давай запишу.
L пошарил в поисках бумаги и ручки; когда нашел, быстро черкнул что-то на листке и протянул озадаченному Ватари.
На бумаге было число тринадцать, записанное цифрами:
13
- Тринадцать? – Ватари казался озадаченным. – Я думал, это ключ, не имя убийцы.
- Приглядись и увидишь – это и то, и другое.
Поправив очки, Ватари внимательнее присмотрелся к бумаге – и вскинул брови, вдруг став очень серьезным.
- B,- только и произнес он.
L машинально кивнул, глядя в никуда.
- Правильно, - рассеянно согласился он. – B.

@темы: Переводы, L/BB, Фанфики

---

Арт

[MaryIL]

Рисовала еще на прошлой неделе, решила, что выложу и сюда.

@темы: Mello/Matt, Фанарт

---

Арт

[MaryIL]

Вот такого Ниара с подсолнухами я нарисовала.
Странный и одновременно милый получился))))

@темы: Near, Фанарт

---

[Fucking Dark Knight]

Здравствуйте. Давно читаю ваше сообщество, но вот выложить что-то решила в первый раз)
Критика более чем приветствуется)

Название: Что останется от настоящих нас?
Автор: Anaksanamyn
Бета: нет
Персонажи: Мэтт, Мэлло, упоминание Ниа
Рейтинг: G
Дисклаймер: Отказываюсь от всех прав
От автора: просто размышления Мэтта.. Характеры персонажей - полностью мое их восприятие.

Это была совсем не странная дружба, как считали многие.
И ты не принимал благосклонно мое постоянное присутствие рядом, будто делая мне одолжение.
И ты совсем не хотел пользоваться моей преданностью.
А еще я не всегда курил и не сидел сутками напролет за играми.
А ты не ел постоянно шоколад.
И ты никогда не был истеричным. Эмоциональным? Да. Но не истеричным.
Что бы ни говорили, ты умел держать себя в руках, когда того требовала ситуация.
Ты не был взбалмошным. На самом деле все твои шаги были строго просчитанны.
А я не был бесполезным дополнением, которое лишь следует твоим приказам.
И ты никогда не поднимал на кого-то руку без стоящей на то причины.
Твоя кажущаяся жестокость совсем таковой не являлась, если присмотреться получше.
А я совсем не был замкнутым в себе мальчишкой.
И у нас были интересы и помимо тех, что нам приписывали.
Но ярлыки так крепко приклеились к нам, что мы навсегда такими и останемся даже в глазах будущих поколений.
Если, конечно, кто-нибудь из них вообще будет знать о нас.
Но если такое произойдет, знаешь, какой будет выглядеть наша история?
Два заигравшихся подростка, решивших свергнуть нового Бога. И у каждого своя собственная странность - игры и сигареты, шоколад и оружие. А еще характеры.. Ты, конечно же, будешь настоящим истериком, поверь мне. И не важно, что ты просто больше остальных походил на нормального ребенка в своих детских проказах. Тебя будут представлять настоящим маленьким чертенком, от которого сходили с ума все учителя и воспитатели. Но никому не будет интересно знать, что на самом деле ты был у многих любимчиком как раз за свою "почти нормальность". А еще многие не поверят, что ты совсем не был задирой. Если ты дрался, то, значит, этот человек заслужил твоих тумаков. Возможно, он назвал тебя "девчонкой" или сам ударил первый. Хм, попытался ударить...
А еще будут рассказывать страшные истории о том, как ты ненавидел того, кто всегда тебя опережал. Как ты постоянно обижал беспомощного и тихого мальчика, как кричал по поводу и без. И уж конечно не раз пытался избить его до смерти. Да кому интересна правда? О том, что ты просто старался избегать этого Ниара. И когда пришло время, ты безропотно отдал ему место наследника, зная, что не справишься в тех рамках, в которые тебя загонят. А вообще тебя уже не очень волновало место L, тебе нужна была только месть. Ну по пути можно и стать номером один...
А еще, уверен, будут говорить о том взрыве, в котором ты получил этот ожог на пол-лица. Это прибавит твоему образу мужественности, ведь ты с детства отличался совсем не мужской красотой. Но, думаю, и это приукрасят. Пусть говорят, но я-то точно знаю, что это тебя никак не красило. Эта оплавленная кожа, которая первые месяцы просто лоскутами сходила с твоего лица - что может быть в этом привлекательного? Нет, мне не было противно или еще что-то. В конце концов, мне не было никакого дела до того, как ты выглядел. Ты оставался хорошим другом, это главное.
Тебя будут представлять циничным и безумно эгоистичным подростком, который что-то кому-то хотел доказать. Просто интересно - а узнают ли будущее поколение о том, что поимкой пресловутого Киры они должны быть благодарны именно тебе? Это ведь ты так просто сказал, когда тебе предложили умереть - "Я думаю, я должен это сделать". Вот и всё. Никаких криков, никакой пальбы, никаких проклятий в сторону белобрысого паренька. Спокойный и тихий голос человека, который просто хочет закончить начатое.
Но тебя запомнят другим. Ты останешься примером яркой и где-то бестолковой гениальности, уже смешивающейся с безумием. И плевать, что ты был неплохим парнем... Кому нужен гений, в котором не будет чего-то еще более особенного, чем в остальных гениях, которых в этом приюте всегда предостаточно?
Что обо мне? Да ничего, друг. Я буду вечным рыжим спутником, который, вопреки всем законам логики и вообще разумности, будет курить круглосуточно, так же круглосуточно играя в приставки. А нет, наверно, я еще постоянно бы покупал тебе шоколад, сносил все оскорбления и выполнял роль мебели.
И опять же неважно, что я помогал тебе по мере своих сил. И что вообще-то я был смешливым парнем, который любил иногда похабно пошутить. Правда, последняя шутка не удалась... А ведь и это тоже переврут. Будут думать, что я осознанно пошел на смерть. Как бы не так! Да, я знал, что будет опасно... Но я не думал, что эти ребята действительно расстреляют меня на центральной улице при десятках свидетелей... И если честно, я искренне верил, что и ты выкарабкаешься.
И ведь наверняка будут придумывать, что в последние минуты я думал об играх и о праздности реальной жизни. Совем нет. Я не думал. Было просто очень больно и холодно. А потом темнота... Совсем неподходящая смерть для третьего лучшего ребенка дома Вамми. Поэтому если обо мне не забудут, её обязательно приукрасят.
А ты, друг? Когда знаешь, что у тебя в запасе не больше минуты с того самого момента, как ты завел мотор, то совсем нет времени на то, чтобы порефлексировать. Даже когда ты увидел груду металлолома, которое когда-то было моей машиной, ты просто не имел право расплываться мыслью по древу. Ты должен был увести машину на какой-нибудь пустырь, чтобы не прихватить за собой десяток другой людей, если бы ты свалился от сердечного приступа на оживленной дороге...
"Успел!" - уверен, это было последнее, о чем ты подумал. А потом тоже ничего благородного и красивого. Ты просто сгорел в одной машине с этой чертовой фанаткой. Тоже совсем не гениальная смерть для "номера два". Но на порядок лучше моей, не спорю.

Что же останется от нас настоящих? Не знаю, Мэлло...
Когда будут говорить о тебе, будут представлять невысокого, тонкого, золотоволосого парнишку с героическим шрамом на лице и отвратительным характером, и все будут уверены, что от тебя пахло шоколадом. И, возможно, моими сигаретами.
На самом деле, ты был просто очень живым и ярким, не любящим прятать эмоции. И от тебя всегда пахло дорогой туалетной водой, а после лекарствами. Без обезболивающего ты не мог до последнего дня...
Когда вдруг вспомнят обо мне, то будут думать о закрывшемся в мире игр парнишке, который жил только ими, сигаретами и тобой. И я даже не знаю, в каком порядке это поставят.
Да, мне было мало дела до окружающего мира, но я никогда не отказывался повеселиться как обычный подросток. И мне нравилось твое общество, и я никогда не был мальчиком для битья. Мы были равны. Даже выполняя твои поручения, я точно знал, что ты просто доверяешь именно мне. А не потому, что я исполню любой приказ, словно пес.
Так что же останется от нас настоящих, друг? Наверное, лишь то, что мы тоже сражались за справедливость. И что мы были рядом. Ну и конечно, что мы умерли в один день! Главное, чтобы хоть это будущим наследникам донесли точно... И, может, хоть один из них додумается послать всё это на фиг и заживет своей жизнью, наплевав на табели и буквы.
И кто-то из них без страха назовет свое имя. Жаль, что мы не смогли. Значит, после нас даже наших собственных имен не останется...
Только неразрывная даже временем связь - ММ.
Надеюсь, что другим просто повезет больше. Но ты ведь всегда верил, что круг не может замкнуться, и всё рано или поздно повторяется, верно?..

- А ты слышал о ребятах, которые когда-то жили в этой комнате? - черноволосый мальчишка сидит на полу, играя в найденную где-то в кладовке электронную игрушку.
- Истерик и геймбой? Ага, слышал... - второй нехотя отрывается от книги, смотря на заигравшегося товарища.
- Роджер говорит, что они были героями... Совсем как N. И у них тоже были буквы М, как и у нас с тобой.
- И что?
- А мы сможем стать как они?
- Отстань, Майл, - устало отзывается светловолосый, вновь утыкаясь носом в книгу и закидывая в рот несколько орешков в глазури. - Это просто совпадение, что нам присвоили имена, начинающимися на М! А ты собираешься равняться на непонятно кого. Может, хватит думать о глупостях?
- Да чего ты взъелся, Михаэль? И спросить нельзя.. - мальчишка обиженно фыркнул, вновь уставившись в экран, боромча уже себе под нос. - И все таки интересно.. как по-настоящему их звали...

@темы: Near, Mello/Matt, Фанарт, Фанфики

---

Ну что же. По немногочисленным, но все же просьбам...

[Yagami_Light]

То, что вы вообще это здесь видите - это исключительно потому, что мне поступила о том личная просьба многоуважаемой Френ.

Автор: Ягами Лайто (сдается мне, с учетом неуникальности логина подпись - лишь формальность).
Персонажи: L, BB, Ватари
Рейтинг: G
Жанр: драма
Предупреждения: нет
Названия как не было, так и нет.
Писалось как подарок на ДР по личной просьбе Рюзаки с моей игры. Почему 14ое февраля? - от рандома брал, честное лайтовское. Заметил, что вообще-то праздник, уже после отправки поста, решил, что в этом есть свой концепт и не стал менять.


14 февраля 2002

Такое раннее утро…
Это высокое здание, пожалуй, изначально было белым – но сейчас оно уже серое от прошедшего времени, от всего того страшного и жуткого, что увидело за свои годы – наверняка ведь много страшного случалось здесь, в стенах особо охраняемой тюремной больницы в штате Калифорния. Стылое место, как все тюрьмы, как все больницы. Вряд ли кто-нибудь захотел бы оказаться здесь без особой на то причины.
L, чуть поежившись, выходит из своего лимузина и оглядывает окружающую картину. Тускло и холодно - но вместе с тем и солнечно, так бывает иногда. L задумчиво касается пальцем верхней губы, что-то отмечает про себя и направляется ко входу.
Дежурная охрана его, конечно же, сразу же пропускает, увидев небольшой ламинированный прямоугольник в руках подходящего Ватари – да и разве могут куда-то его не пускать, величайшего детектива мира, по сей день не совершившего в своей практике ни единой ошибки?... Да, по сей день. Да, ни единой.
Старый лифт, дребезжа, отвозит их на третий этаж, и там строгая и явно невыспавшаяся девушка в белом халате и погонах отводит их к двери палаты номер 4, где и оставляет, открыв стальную дверь зеленоватым медным ключом. Двое странных людей молча входят внутрь.
Ватари поднимает воротник своего плаща повыше и молчаливой тенью встает у обшарпанной стены слева от забранного чугунной решеткой мутного окна. Ватари всегда готов ко всему. Он не даст своего лучшего воспитанника в обиду ни за что и никому.
Остальные уже не так важны, а уж предавшие борьбу за справедливость – особенно.
Справа же от окна стоит стандартная больничная кровать на тонких, когда-то крашеных белой краской, а теперь облезлых ножках, с решеткой в спинке, закрывающей вид на лежащего на ней, словно тюремная дверь. Желтоватое одеяло чуть вздымается - на кровати кто-то спит и хрипло дышит во сне.
Смутно кажется, что от него, кроме хлорки и стандартной больничной фармакологии, пахнет дымом – но этого быть не может, прошло уже более чем достаточно времени, чтобы это выветрилось. L втягивает носом воздух, ожидая почувствовать хотя бы слабый запах клубники – чуть ли не единственное, что точно должно быть здесь, в чем он уверен… но его почему-то нет, словно нет центрального элемента в почти полностью собранной мозаике.
L подходит к изголовью и осторожно приподнимает одеяло.
Идеальная копия…
Да, он и правда почти что идеален – и это пугает, это неожиданно, чтобы вдруг – и настолько. L невольно вздрагивает. В детстве – сколько лет прошло, восемь, десять?... – тогда разница между ними была намного более очевидна... хотя, возможно, так просто кажется сейчас. L довольно плохо помнит как самое ранее детство, так и первые свои годы в Вамми-доме – эти воспоминания почти никогда ему не пригождаются.
Хотя теперь и пригодились бы.
Самый умелый преступник, самый совершенный подражатель, самый близкий когда-то друг, обозначенный в этой жизни второй буквой алфавита, Б - вон он, лежит на ржавой больничной койке в тюремной больнице, перечерченный наискосок тремя полосами солнечного света из решетчатого окна, и пыль беспорядочно роится над ним в безразличных ко всему лучах. Он еще жив - и поэтому побежден.
Ожоги второй и третьей степени, скрытые под бинтами, черные непослушные волосы, выбивающиеся из-под грязных, местами темно-бардовых, почти коричневых, марлевых полос. Тонкие пальцы левой руки лежат на одеяле, словно ожидают чего-то. Свистящий звук дыхания. Капельница, мутная на просвет жидкость в ней – мутная, словно чей-то мутный и потерянный разум.
Столько лет… Странно и страшно теперь смотреть на него.
L осторожно и чуть испуганно протягивает вперед руку и касается бледных тонких пальцев – касается такими же тонкими пальцами, длинными и хрупкими. Словно притрагивается к поверхности воды темного омута – ожидая, что по воде пойдут круги и разрушат карикатурно искаженное отражение.
Но кругов нет. Вместо этого рука лежащего чуть дергается, почти конвульсивным движением оторванной паучьей лапы - и сжимает встреченные пальцы с нечеловеческой силой, почти до боли. Перебинтованная фигура приходит в движение, с приглушенным стоном садится на кровати. L снова вздрагивает, но не начинает вырывать руку. Вместо этого он осторожно поднимает глаза.
И встречается с другими. С озерами голодной бездны. Это - словно заглянуть за грань собственного безумия – оно ведь есть и у него, он знает, у каждого из них есть такое вот безумие, но лишь у немногих оно становится настолько заметным. Эти глаза – как два окна в трансцендентное Ничто, такие похожие на его собственные… и в то же время такие совершенно иные глаза. Глаза обиженного ребенка. Глаза загнанного зверя. Слишком тяжелый взгляд, проникающий насквозь – нет, это отнюдь не его взгляд… И пусть почти идентична осанка, движения, интонации голоса – глаза всегда выдадут. Нет, Б не зеркало.
Долгий взгляд в темные расширенные зрачки, впившиеся в кожу ногти, хриплое дыхание. Солнце, яркое солнце, золотящее изнутри пузырьки в емкости капельницы своими слегка теплыми лучами. Обкусанные губы под полосой бинта медленно складываются в кривую усмешку.
И зеркало окончательно разбивается. Сразу. Так они совсем, совершенно не похожи.
- Здравствуй.
Б почти шипит, говорит очень тихо – возможно, повреждены связки, возможно, просто не хватает сил или же он не хочет их попусту тратить. В его голосе до сих пор слышен сухой треск огня и острый запах бензина. Сгоревший голос.
- Здравствуй.
Голос L не громче, но мягче, он как предмет совсем такой же, но еще целый – в сравнении с разбитым, сломанным и треснувшим.
Рука отпускает, и L забирает свою – трет места, где остались отметины от ногтей, другой рукой. Больно, но не до крови, как могло бы быть. Но все равно больно.
- Скажи мне, почему?...
Б прищуривает левый глаз и одним смотрит на L, смотрит и тихо смеется странным своим смехом, который всегда немного пугал L.
- Я всегда был странным – даже для вас всех.
Он делает какое-то странное оборванное движение, и L вспоминает, что в Вамми-Доме у Б была привычка перед длинными пространными речами хрустеть пальцами – но сейчас правая ладонь перебинтована, и рефлекторный порыв остается незаконченным и беспомощным.
- А вообще-то мне не очень-то хочется теперь с тобой говорить, Lawliet. Все было бессмысленно, зачем вспоминать.
L немного грустнеет, поникает, а затем что-то вспоминает и, сходив к Ватари и немного покопавшись у него в кейсе, возвращается со стеклянной банкой.
- А я тебе, кстати, варенья принес…
Выражение лица Б быстро меняется, он быстро хватает банку («Они что, правда тут лишили его самого любимого лакомства?...») и открывает ее, поддевая непослушную крышку зубами. Затем привычно сует туда руку и с очевидным наслаждением облизывает пальцы. Все же, какой же он иногда ребенок…
Вот и запах клубники появился. Да, так все ощущается как-то правильнее.
- Ну ладно, так и быть, кое-что я тебе могу рассказать…
L сидит на краю кровати и готов слушать. Долго. Очень долго.
Ему почему-то совсем не хочется уходить.

21 января 2004

- Что?... Вы точно хотите проверить тело лично?...
Вот и снова холодное утро, и снова L выходит из машины. Сама тюрьма – здание еще более тяжеловесное, чем больница, сама тюрьма вся дышит безысходностью. Хотя нет, не дышит, она вообще не дышит. Она мертвая.
Вот и в камере 67 в ней сегодня - кто-то мертвый, в последнее время так случается все чаще, и тюремные служащие уже начинают привыкать к этим странным смертям. Этот заключенный упал совсем недавно, еще прошло не более трех часов. Тело в помятой и слегка забрызганной чем-то бурым футболке – судя по паре лежащих у стены хвостатых трупиков, кровью прирезанных заточенным о кирпичи краем алюминиевой ложки тюремных крыс – лежит у стены, ровно под полуметровой выцарапанной на стене латинской буквой «B», нарисованной, видимо, все той же ложкой. На его лице – странная улыбка.
Его ждало пожизненное заключение. А теперь – его прервал сердечный приступ.
Все совершенно ясно. Это снова Кира, Кира строит свой мир. Размеренно и методично. Мир без маньяков.
В последнее время имя всех заметных происшествий в жизни L – Кира.
L знает, что сам Б, пожалуй, был бы только рад такому исходу. Да и следы на запястьях трупа могут рассказать о попытках уйти самостоятельно раньше – но алюминиевые ложки плохая замена скальпелям, а служащие тюрьмы все же довольно бдительны. Но всё равно. L почему-то всё равно чувствует глухую обиду. И, наверное, даже свою вину.
«Как-то глупо все вышло. Покойся с миром.»
L наблюдает за похоронами на следующий день, стоя у самой ограды безликого и расчерченного клетками, словно шахматная доска, тюремного кладбища. На такой же безликой могиле Б – могиле только с учетным номером заключенного – он оставляет банку клубничного варенья. Она глухо звякает и остается стоять там неуместно ярким алым пятном.
Ему чего-то смутно хочется, то ли поплакать, то ли просто постоять там подольше – но это все так нерационально, а дела ждут, мир в опасности. Пора.
L уходит оттуда, сопровождаемый, как всегда, своей неотвязной черной тенью. Ватари идет за ним и слегка кивает сам себе. Да, он уверен, что теперь-то L точно поймает Киру.
Ведь нет в этом мире мотивации лучше, чем месть.

Изначально выложено - здесь.

@темы: L, L/BB, Фанфики, Beyond Birthday

---

Ниар в сапожках))

[MaryIL]

Я нарисовала вот это чудо))
Ниар аля Кот в сапогах



И не нужно спрашивать, что курил автор

@темы: Near, Фанарт

---

[Your Smile]

Хих, собсно хочется обратиться вот с таким вот вопросом ко всем просвещенным участникам сообщества... ))
(да собсно к гЭниям, которые явно уже знают больше меня - бедной, непросвещенной и оттого ужасно страдающей XD )
Я вот только совсем недавно ознакомилась с новеллой Another Note и извлекла оттуда только двух новых персонажей - BB и A.
Каково же было мое удивление, когда во множестве фанфиков я видела абсолютно неизвестные мне пейринги Z/L A/Z и.т.д. а уж когда случайно среди текста выцепила фразу - "Ну да, Линда милая и кавайная, но вот всех убила, гадинка такая! )) " ...Тут уже и Кира с его "талантом к сердечным приступам" рисковал не пригодиться )) А я-то, наивная, думала что Линда - просто исчадье вселенского кавая J_J .......
У меня большая просьба : Укажите мне на источник с информацией о Вамми-детках от A до Z, так как сиЁ инфо рискует лечь в основу не одного фундаментального труда XDDD
(З.Ы. Онегай-онегай-онегай, если еще что-нибудь интересное есть про Линду - дайте знать ^____^)

@настроение: исследовательское XD

@темы: Вопросы

---

[evilspoon!]

Стих. Про Любофф.
Авторы : Magicspoon и Френ.
Пейринг : Мэтт Х Мелло. И Ниа.
Рассказывается от лица Ниа. Это стёб и продолжение Высокопарной Поэмы, только с иным пЭйрингом. )
Разрабатывался сей труд пейрингом magicspoon! x Френ, "берцы" принадлежат именно прелестной Френ - это была самая сложная рифма, мой моск едва не перегорел, а её- очень даже красиво вышел из ситуации!
Ну, как всегда, лепестки сакуры прямо в солнце (с), очень сильный ангст(с)
и Мелло с Ниа. О! Ну, и Мэтто тоже! (куда ж Мелло без Мэтто?)

Говорят, что я- калькулятор.
Что с тобою мы- конкуренты.
Говорят, что комок я ваты...
Чтож, похож. На 40 процентов.

Я всегда в пижаму одетый.
Всё равно, под пижамой сердце!
Зная, что у тебя есть Мэтто,
Всё равно, люблю твои берцы.(с)

Я слежу за тобою тайно,
Ты прекрасен и своенравен.
Но с тобой- этот Мэтт. Печально.
То ли серб, то ли англичанин.

Я один со своей мозаикой.
Тишина и на небе просинь.
Я устал уже быть всезнайкой.
И за окнами снова осень.

И танцуют листья над крышей.
Я от боли сейчас завою.
А с тобой опять этот рыжий.
Тот, который тебя яоит.

В потных снах тебя обнимаю,
Как сложна для меня задачка!
А на утро смотрю и вижу,
что байоникл весь испачкан.

Прижимаю трансформер к телу,
глажу паззл в любовном жаре.
Всё не то! Ты мне нужен, Мелло!
А за дверью- яой в разгаре.

Я лишаюсь ума, похоже,
раз у двери твоей тоскую.
А тот рыжий тебя...О боже!
И впервые я паникую!

Лучше буду комочком Ваты!
А любовь ведь того не стоит!
Пусть не любишь меня, проклятый.
Но зато меня не яоят!!!

.

@темы: Mello/Matt, Стихи

---

[йогурт-герл]

Название: Фейерверк
Автор: Zontik)
Бета: нет
Пейринг: тоже нет
Рейтинг: и его нет, то бишь G))
Жанр: джен
Дисклаймер: Отказываюсь от всех прав
От автора: С разрешения обожаемой Френ, скажу огромное спасибо Чуду, magicspoon!, Кофию и всем тем, кто поддерживал меня во время такого затяжного кризиса)) Лю вас, посвящаю и вам тоже


Громкий хлопок разрывает относительную тишину приюта Вамми, и в десятках очарованных небом глазах отражаются яркие всполохи фейерверка.
Красные, синие, желтые искры рассыпаются искрящимся бисером.
Мелло довольно улыбается, глядя в небо. Ему по душе что-то, что не оставляет никого равнодушным, поражает своей яркостью и что невозможно не заметить. Даже если за это фейерверкам приходится платить смертью, прекрасной и шумной.
Глядя на озаряющиеся цветными бликами лица детей, он понимает, что смерть фейерверков приносит пользу.
И он хочет такую же смерть.
***
Мэтт стоит рядом и курит.
Глядя на лицо Мелло, он понимает, что друг доволен.
Это нравится Мэтту.
А еще Мэтту нравится то, что пока существует что-то, что ярче него самого, можно спокойно заниматься тем, чем тебе хочется.
В данный момент можно безнаказанно курить, наслаждаясь горьковатым привкусом сигарет на языке.
Тут один из фейерверков не срабатывает, просто не выстреливает, и вместо потрясающего купола в небе из заряда вырывается только сноп искр.
Мэтт понимает, что ему хотелось бы умереть только для чего-то такого же яркого, как фейерверк.
Только правильно выполнив то, что должен был выполнить.
***
Ниа радуется фейерверкам, потому что теперь никто не мешает. Все на улице.
Как стадо, они столпились в куче и, скорее всего, думают только о том, как прекрасна бесполезная россыпь искр.
Ниа не видит в этом ничего символичного, да и что символичного может быть в глупой хлопушке, от которой так много шума? Не полезней ли провести это время в абсолютном одиночестве, анализируя себя и стремясь к самосовершенствованию?
Ниа не думает о смерти, потому что знает, что всегда будет тот, кто умрет ради шума, яркости и пользы.
Ниа смотрит в окно и видит, что от прекрасного фейерверка осталась только тонкая дымка смога, застилающая небо.
Только дымка, и больше ничего.
Ниа отводит глаза от дымчатых облаков и понимает, что фейерверки ему не нравятся.

@музыка: Flёur - Формалин

@темы: Фанфики

---

Арт.

[MaryIL]

Вот нарисовала Мелло Ниара и Мэтта вместе)

@темы: Mello, Near, Matt, Фанарт

---

[20th century boy]

Люди, напомните, пожалуйста, в какой главе Ниа рисовали с железной дорогой.

@темы: Вопросы

---

полуночно-ранноутреннее

[-безымянная-]

У моего моза страная реакция на рассвет после бессонной ночи перед компом. Это давно замечено.

Точно не знаю, как это обозвать. Предполагается наличие еще как минимум 3 "записей".

Предсмертное.
Автор: -безымянная-
Персонаж: Mello
Рейтинг: G
Размер: мини
Жанр: POV
Предупреждения: нет
Права: персонажи не мои и слава богу...

Название: Список неоконченных дел

1
Наверное, мне должно быть страшно. Что за бред.
2
Для детей Вамми не существует никаких правил. И то, что чувствуют обычные люди в таких ситуациях, мы чувствовать просто не можем. А еще мы умеем врать даже самим себе. Редкостный талант. Просто так намного проще.
3
Да и почему мне должно быть страшно или больно, когда я наконец-то достиг желаемого? Впервые в жизни у меня получилось осуществить задуманное от начала и до конца, без единой ошибки. И поэтому я спокоен. Вот только…
4
Тонкие пальцы, стянутые черной кожей перчаток, впиваются в руль. У меня осталось слишком много неоконченных дел.
5
Наверное, я должен сейчас думать о чем-нибудь возвышенном. Как и подобает лучшему из лучших. Опять же нельзя забывать о том, что я, все-таки, «истинный католик». Но у меня почему-то не получается, и в голову лезут исключительно всякие глупости.
Я не успел сделать слишком много.

Я так и не поймал этого ублюдка Киру.
Мир так и не узнал о моем существовании.

А еще…

L, я так и не доказал тебе, что был достоин чести стать твоим наследником.
Неар, я так и не превзошел тебя, мерзкий маленький комок ваты.
Мэтт, я так и не врезал тебе по роже за те слова и прожженную сигаретой куртку.

У меня еще осталась недоеденная шоколадка, черт возьми! И почему-то очень не хочется умирать. Наверное, даже мы – дети Вамми – еще способны на какие-то человеческие эмоции.
Хотя причем тут это? Я просто хотел сделать еще кое-что. А умирать, оставляя неоконченными дела, слишком унизительно для великого и ужасного меня.

L, я так и не сказал, что всегда восхищался тобой.
Неар, я так и не высказал тебе все, что хотел.
Мэтт, я так и не поблагодарил тебя. За все. За то, что ты был.

Наверное, я должен злиться. Но какой смысл? Все уже решено, а нервные клетки не восстанавливаются, верно?
И даже к счастью, что столько важных и неотложных дел было вычеркнуто из этого списка еще тогда, когда я переступил порог приюта.
Я всегда знал, что у меня никогда не будет друзей.
Я ведь всегда знал, что никогда не смогу прийти после долгого рабочего дня домой, где меня будет ждать любящая и любимая семья.
Я к этому давно привык. Просто все это ни к чему детям дома Вамми. Мне не нужно все это. Да и шрам на пол-лица не очень-то способствует налаживанию личной жизни.
Единственным исключением из этих правил стал самый угнетающий пункт в новоприобретенном списке. Самоотверженный полосатый придурок. Иногда я ненавижу тебя за это.
Единственный друг, а может и чуть больше. Был.

L, я так и не сходил на могилу, в которой покоится справедливость.
Неар, я так и не пожелал тебе удачи.
Мэтт, я так и не попросил у тебя прощения.

Наверное, мне должно быть больно. Но мне наплевать. Эмоции – удел обычных людей. Потому что они слабы. А я ненавижу две вещи – проигрывать и быть слабым. Можете считать, что у меня мания величия.

L, ты так и не увидел во мне обычного человека. Ребенка, которому тоже бывает страшно, одиноко и очень обидно. Но все решили, что образ самоуверенной и эгоистичной блондинистой сволочи мне подходит больше.
Неар, мы так и не смогли стать друзьями.
Мэтт, я так и не вспомнил, какого цвета у тебя глаза.

Наверное, мне должно быть хоть как-то. Но я же действительно блондинистая сволочь, абсолютно бесчувственная к тому же. Только обидно немного.
Я ведь так и не доел ту шоколадку.
35
36
37
А все-таки умирать – это и больно, и страшно. Пора бы уже повзрослеть и признаться в этом хотя бы самому себе.
А вот думать о возвышенном все равно не получается. Я ведь всегда был конченым реалистом, а в нашей жизни ничему возвышенному просто нет места. А быть может это я разучился видеть.
38
39
И я только что вспомнил. Мэтт, Неар, все остальные… Я ведь так и не сказал вам, что я

40

@темы: Mello, Фанфики

---

[mmm danon]

@темы: Mello/Matt, Фанарт

---

[mmm danon]

@темы: Mello/Matt, Фанарт

---

[ЯблЫчнЫй Фэй]

Немного рисунков.

+6 (последний для фанатов советских железных будильников)

@темы: Mello/Matt, Фанарт

---

Самый лучший фанфег-2

[Ли Ли]

Аффтары: Китахара и Ли Ли
Название: Самый лучший фанфег-2: Предыстория
Жанр: историко-философский оками-чангст
Дисклеймер: Нам принадлежит даже меньше, чем вы думаете.
Персонажи: Вамми-киды, Роджер, Ватари
Саммари: приквел к СЛФ
Рейтинг: R - ни разу не высокий рейтинг!
Предупреждения: AU, OOC и прочий набор извращений

«Все мы бабочки-одноднёвки. Мы живём лишь одним днём. Мы рождаемся, живём, как вспышка в пустоте, и умираем. Но мы всегда что-то оставляем после себя. Что мы оставляем после себя? Мы оставляем после себя новую стройную память, самим своим существованием мы взрываем привычные рамки.
Ты слышишь меня, Мэтто?»

Сидя на подоконнике, Мэтто читал записку, оставленную Мелло. За окном раздавался звонкий звук мяча и брутальные крики брутальных футболистов (КСО!). Это показалось Мэтто крайне брутальным, и потому он углубился в чтение книги. Это был серьёзный научный труд по сербскому словообразованию. Мэтто боялся, что умрёт, не зная, что такое семья, поэтому он искал свои корни в корнях сербских существительных, пытаясь найти созвучие своему настоящему имени среди этих незнакомо, но прельщающее звучащих слов. Но как бы он ни был погружён в этимологические дебри познания, его сердце, ёкнув, моментально откликнулось при звуках любимого и родного до боли в анусе имени:
- Ксо! Мелло упал с крыши и сломал ногу!
- Кому?
- Себе!
- Ксо! – воскликнул серб и, заложив книгу пронзительной запиской Мелло, помчался на помощь своему любимому немцу.

В это время у двери кабинета Роджера мялся высокий, стройный, красивый, обворожительный, очаровательный, величественный, но седой мужчина. Стоило костяшкам его пальцев коснуться двери, как та открылась посредством такого же прекрасного и седовласого мужчины.
Они застыли, борясь с желанием броситься друг другу в объятья. Они с трудом оторвали глаза один от другого, и Ватари повесил шляпу на вешалку.
- Здравствуйте, Ватари.
- Доброе утро, Роджер.
- Как ваше здоровье, Ватари?
- Удовлетворительно. Роджер. А ваше?
- Цветуще, Ватари, и пахнуще.
Ватари степенно наклонился к самому лицу собеседника и втянул воздух своими ноздрями.
- Действительно, Роджер, пахнет оно приятно.
Роджер с блаженным выражением лица закрыл свои глаза.
Ватари, не устояв перед таким мощным соблазном, сгрёб хрупкое тело Роджера в охапку и стал покрывать каждый миллиметр страстными, обжигающими, как жидкий азот, поцелуями.
Роджер хрипло застонал (у него была ангина). Ватари заботливо раздел своего пожилого возлюбленного.
- Я чувствую себя некоторым образом коитально, Роджер.
- Я разделяю ваши чувства, Ватари.
- Разрешите использовать ваш крем от морщин в качестве любриканта, Роджер?
- Будьте так любезны, Ватари.
- Не являются ли ваши ощущения дискомфортными, Роджер?
- Ни в коей мере, Ватари.
- Значит, вы позволите мне начать соитие, Роджер?
- Разумеется, Ватари.
- Можно ли мне погрузиться в вас глубже, Роджер?
- Бесспорно, Ватари. А не могли бы вы ускорить темп своих телодвижений?
- Всенепременно, Роджер.
- О да, Ватари, да! Вы виртуоз совокупления, Ватари!.. Ватари, вы живы? Ватари?! Ватари?!!! ВАТАРИ?!!!!
Роджер с трудом выскользнул из-под безжизненного тела своего возлюбленного и застыл над ним в молчаливом горе. На лице Ватари навсегда застыло мечтательно-влюблённое выражение удовольствия. Своей дрожащей рукой Роджер закрыл его глаза и, подняв свои глаза, внезапно увидел дрожащее марево привидения Эл.
- Эл! – горестно воскликнул Роджер, ни капли не удивившись его появлению в кабинете. – Ватари умер!
- Хорошо, - ответил Эл, очевидно, восторженно погружённый в свои мысли. – Роджер, я влюблён и чувствую себя поэтом! Вот, послушай, это мой первый стихотворный опыт:

Ни жив, ни мёртв огонь из преисподней,
Огонь моих застывших чувств.
Тебя хочу!
Но…не сегодня.

Ты был холодным, словно лёд,
Любви не замечая жара,
И эти страстные пожары
Моей души прервут полёт.

Я лётчик в самолёте чувств!
Я камикадзе об скалу молчанья!
Не изольюсь огнём желанья,
Но не забуду губ твой вкус!

Израненная душа Роджера не была готова воспринимать пылкую и неуклюжую лирику Эл, но он понимал, что нужно трепетно относиться к начинающим авторам, а безжалостные насмешки способны навсегда отбить у них желание нести людям огненное очищающее слово своего творчества и радовать своими произведениями всё ИМ-ХО. Поэтому Роджер, откинув тягостные мысли, сказал:
- Не волнуйся, Эл, твой стих достаточно хорош. Если не обращать внимания на ошибки и недочёты, он звучит уникально и эмоционально пронзительно.
- Спасибо, Роджер! Кстати, а почему ты голый?..
Не желая объяснять причины своего вынужденного нудизма, Роджер поспешно добавил:
- Эл, твои рифмы и образы невероятно оригинальны и берут за самые яй…эээ… за самое сердце! Непременно пиши ещё и совершенствуйся дальше!
- О боже, Роджер, ты вселил в меня такое вдохновение! Я ещё буду не раз вас радовать своими творениями! – воскликнул Эл и окрылённо вылетел из кабинета.
Роджер склонился над телом Ватари и заплакал. Очевидно, Ватари умер от сердечного приступа.
Где-то в далекой Японии Кира радостно потирал руки и не думал о невинном теле Ниа.

Тем временем Мэтто, спотыкаясь, бежал по мрачным, тёмным, пыльным, крутым и затянутым паутиной лестницам приюта Вамми. Он спешил на помощь своему напарнику, приятелю, нет, единственному другу и любовнику, Мелло. Наконец Мэтто вылетел из дверей на залитый солнцем двор.
Вокруг лежащего на футбольном поле арийца столпились все остальные юные гении. Особенно толпился Ниа, которому не было видно, хотя ему было всё равно.
От самых ворот уже бежала моментально откликнувшаяся на тревожный звонок, пролетевшая за 15 минут из самого мокроасфальтного Берлина, несущая в своей правой руке белый докторский чемоданчик с красным, как разливающаяся бурным карминовым потоком кровь Мелло, крестом на нём, Фэй.
Она тоже была по-своему гением: её гениальность проявлялась в умении прилететь в Вамми-хаус за 15 минут из любой точки мира, независимо от того, находилась ли Фэй в Австралии или в соседней комнате.
- Разойдитесь, разойдитесь, дайте пройти человеку, давшему клятву Гиппопократа!
С другой стороны толпу пробуравливал жаждущий в этот момент быть рядом Мэтт, давший клятву Эроса.
Ниа продолжал подпрыгивать, пытаясь увидеть поверженного номера два.
«Хотя зачем я это делаю», - подумал альбинос. – «Мне же всё равно».
Тем времен Фэй подкатила капельницу и пристроилась делать Мелло искусственное дыхание. Глаза Мэтто налились кровью:
- ЗАЧЕМ? – отчаянно выкрикнул он. – У НЕГО ВСЕГО ЛИШЬ СЛОМАНА НОГА!!!
Фэй с разочарованным вздохом отодвинула свои приборы и экстренно наложила шоколадоману гипс. Юные гении подгрузили затейливо матерящегося по-японски Мелло на носилки, а Мэтто, держа самого любимого немца за руку, показывал путь печальной процессии.
За забором промелькнула тонкая, хрупкая, темноволосая девичья фигурка. Это была подглядывающая Ягами Саю.

Горькая трагедия детства Саю заключалась в том, что она была вуайеристкой. Порножурналы Лайта, купленные для прикрытия, маленькая чуткая душа девочки восприняла всем сердцем. Подглядывая в замочные скважины и окна третьего этажа, Саю стала следить за интимной жизнью папы и мамы, Лайта и Мисы, Лайта и Эл, Лайта и Рюука, Рюука и Рем, Рюука и яблок, Мисы и Рем, Лайта и Рем, Айдзавы и портрета Хендрикса.
Но особенно сильно Саю нравилось слушать эротические вечерние разговоры брата с каким-то мальчиком. Она не разбирала слов, ощущая лишь вибрации голоса, доносящегося из телефонной трубки. Когда Саю слышала голос этого мальчика, ей хотелось выйти за него замуж и всегда кормить его горной рыбой форелью.
Но эти два юных создания не могли быть вместе, потому что горькая трагедия детства Ниа заключалась в том, что он был приЁмником Эл. В минуты особого возбуждения в дебрях седой, кудрявой и соблазнительно мягкой шевелюры Ниа можно было даже увидеть маленькую антеннку и большой орфографический словарь.
И Саю решила найти его и поехала в Англию.

Тем временем над лежащим в шезлонге Мелло летали бабочки-одноднёвки.
«Мы похожи на них, правда, Мэтто?» - снова подумал Мелло, опять мысленно возвращаясь к записке, которую он писал ему утром, словно предвидя, что сегодня он упадёт с крыши.
Он не знал, что сегодня Ниа приснился точно такой же сон. Ниа часто снились сны, в которых Мелло срывался с различных высот, но сегодня этот сон был вещим. Однако, даже знай об этом благородный потомок истинных арийцев, ему бы было всё равно.
- Линда. Что. Ты. Рисуешь? – спросил Мелло, по привычке парцеллируя свою речь.
- Листья, - ответила Линда. - Да просто листья.
Но тот, кто бросил бы случайный рассеянный взгляд на её холст, заметил бы, что все листья были похожи на Мелло. Они живописно раскинулись на лугу златовласой загипсованной кучкой рядом с обёрткой от шоколада. Линде казалось, что вся природа в своём безумном порыве стремилась быть похожей на Мелло. Его глаза регулярно улыбались ей из абсента и бирюзы, из неба и моря, из васильков и лютиков, из чистых, недоступных и безумно прекрасных горных озёр и новой юбки цвета морской волны, купленной ей на последней распродаже H&M. Его волосы угадывались в золоте пшеницы, в лучиках послеобеденного солнца, в застывших каплях янтаря, в блеске бутылочных стёкол на земле, в соке чистотела, в каплях подсолнечного масла, на котором жарят хрустящие гренки, и в потоках плавящейся лавы, текущей из жерла вулкана, как в той программе, которую Линда вчера смотрела по Discovery.
- Охаё, – прервал экстатическое творческое состояние девочки прокуренный голос Мэтто. – Чем вы тут заняты?
- Да. Ничем, – ответил Мелло. – Скучно. Как. То.
- Тебе надо расслабиться, – авторитетно заявил Мэтто и вытащил из-за спины потрёпанный CD-проигрыватель и диск в салфеточке (для сохранности).
- Брит-поп! – возликовали присутствующие.
Слушать брит-поп было давней устоявшейся традицией приюта Вамми, сохранившейся вопреки всем разумным доводам наравне с книксенами и реверансами. Традиция уходила своими корнями в Бейонда Бёздея, который привил трепетную любовь к этой божественной музыке всем юных гениям из приюта Вамми.
Мелло, совершенно забыв о том, что буквально пару часов назад сломал ногу, упав с крыши, почувствовал невероятную тягу пуститься в безумный пляс и пустился в него, ибо у настоящего мужчины слово не должно расходиться с делом.
Ниа, как всегда незаметно сидевший под деревом и так же незаметно собиравший паззл на 5000 деталек, отвлекся от своей кропотливой работы, чтобы посмотреть на безудержное веселье своего соперника, вечного номера два, негодного блондина Мелло.
Мелло с Мэтто танцевали сербские и немецкие народные танцы под «Muse».
- Я. Особенно. Люблю. Тебя. Мэтто. За. То. Что. Тебя. Зовут. Как. Солиста. «Muse», -сказал Мелло, кружа возлюбленного в пируэте.
Линда рисовала две вазы с фруктами, которые были похожи на танцующих Мелло и Мэтто, – одну кожаную, вторую полосатую.
Но эту блаженную идиллию прервал Роджер, появившийся уже одетым в чёрный траурный костюм, сохранившийся со дня смерти Эл.
- Господа, я собрал вас здесь, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие, – сказал Роджер и подумал, что где-то он такую фразу то ли слышал, то ли читал, но, вероятно, повторил её просто машинально. – Ватари умер.
Глаза Мелло округлились, вылезли из орбит и налились кровью.
- КАК?!!!!! ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!!! – от волнения Мелло даже не парцеллировал. – ВАТАРИ УМЕР?!!! КТО ЖЕ ТЕПЕРЬ БУДЕТ СПОНСИРОВАТЬ ПРИЮТ?!!! КТО ЖЕ БУДЕТ ПОКУПАТЬ МНЕ ШОКОЛАД: ЧЁРНЫЙ С ОРЕХАМИ, БЕЛЫЙ С ПРАЛИНЕ, ЧЁРНЫЙ С ЦУКАТАМИ, МОЛОЧНЫЙ С ИЗЮМОМ И ПРОСТО ЗЕФИР В ШОКОЛАДЕ?!!!
- Ватари умер, Мелло. С этим уже ничего нельзя поделать, - раздался спокойный голос Ниа, который собрал паззл с рекордной скоростью.
- ЗАТКНИСЬ!!!! – проорал Мелло, вытащил из сапога приклад и ударил номера один в лицо.
И пока все присутствующие в немом ужасе взирали на окровавленное лицо мальчика, Мелло, не скрывая горестных рыданий, скоропостижно направил свои стопы в сторону чердака.
- Мелло, подожди, ты забыл костыли! – закричал Мэтто и устремился вслед за возлюбленным арийцем.
Линда с дрожащими губами смотрела вслед убегающим юношам и орошала горячими девичьими слезами нарисованные вазы, думая о том, что горячие ночи двух юных гениев, увы, принадлежат не ей. Она была в очень сильном ангсте.

Мелло сидел на подоконнике пыльного чердака и плакал, глядя на футболистов и думая о том, что не может играть с ними. И о шоколаде, который теперь ему не купит Ватари, ведь Ватари умер.
На чердаке было много поломанной мебели, старого хлама. Там даже стояло пианино, на котором играл Эл, пока не умер.
Когда Мелло подумал об Эл, пуще прежнего слёзы на глаза его навернулись.
Но Мелло не успел подумать о том, как он преклоняется перед величайшим детективом всех времён и народов мира, и о том, как тяжело быть его прИёмником, потому что тяжёлая дубовая дверь со скрипом распахнулась настежь от пинка Мэтто. Серб вошёл, держа в своей правой руке костыли Мелло, а в своей левой руке подшивку журнала «Наука и жизнь» за 1954 год, которую прятал под лестницей, которая вела на чердак, на который убежал его возлюбленный немец, которого он ещё сегодня утром бежал спасать по этой пыльной лестнице, под которой Мэтто давно уже прятал драгоценную подшивку журнала «Наука и жизнь» за 1954 год.
Понимая, что Мелло, думающего о шоколаде и футболе, лучше не трогать, Мэтто молча прислонил костыли к стене рядом с будущим мафиози, молча сел на пол под подоконником и молча же развернул «Науку и жизнь» за январь. Разумнее было бы, конечно, начать с декабрьского номера, в котором было содержание всех выпусков за год, но Мэтто был всего лишь номер три в хит-параде юных гениев, и додуматься до такой сложной комбинации априори не мог.
В этих в высшей степени научных журналах Мэтто упорно пытался найти ответы на свои этимологические вопросы. Он выяснил, что англичанином быть никак не может, ибо какой нормальный англичанин назовёт своего сына Мэйлом, то есть Почтой. Фамилия же его вполне могла оказаться искажённым малограмотными британцами сербским словосочетанием «je вас», то есть «есть вас». Мэтто смутно понимал, почему его фамилия призывает кого-то есть, но такой вариант казался ему весьма этимологически обоснованной версией происхождения его имени.
Некоторое время Мелло молча наблюдал за лингвистическими изысканиями напарника и друга, а потом вспомнил, что Мэтто ему больше, чем напарник. Он осторожно спустил с подоконника загипсованную ногу, потом слез весь и обнял Мэтто. Сербский юноша послушно отложил академическое издание, полное мудрых мыслей, и позволил Мелло поцеловать себя глубоко и нежно. Послышалось довольное причмокивание.
Тем временем Ниа, по давней, в детстве выработанной привычке сидящий в углу над паззлом, меланхолично наблюдал эту трепетную сцену. Эти двое неизменно удивляли мальчика, ибо даже в самых смелых своих фантазиях Ниа не заходил дальше собирания многотысячного паззла на обнажённом Кире.
В окне чердака промелькнула тонкая девичья фигурка.
Хотя гипс изрядно мешал Мелло, он с неизменным проворством снял с хакера полосатую кофту. Иногда Мелло казалось, что эта кофта наделена разумом и живёт своей собственной жизнью, потому немец старался обращаться с ней деликатно, чтобы ненароком не поранить. Мелло и себе завёл подобный предмет женского гардероба, но его кофта пока была юна и наивна, как и его всё ещё не жестокие сапоги.
- Ах, Мелло, я так люблю твои кубики пресса, - довольно промурлыкал Мэтто и попытался расстегнуть штаны любовника. В районе ширинки у Мелло наметился выразительный бугорок.
- Мелло, - умилился Мэтто. – Ты уже готов?
- Нет. Мэтто, – сурово ответил шоколадоман, вынимая из штанов некий предмет. – Это. Моя. Берета!
- Шапка?! – обалдел Мэтто.
- Да. Пока. Шапка, – грустно ответил Мелло. – На. Револьвер. Денег. Пока. Не. Хватило.
Мэтто решил утешить возлюбленного и нежно обвил губами его возбуждение.
Случайно выпав из другого фика, на подоконнике лежал детский крем. Мелло блаженно улыбнулся, протянул нижний сегмент своей верхней правой конечности и взял благословенную смазку. Не обращая внимания на громоздкий гипс, Мелло ловко и проворно положил игромана на живот и оперативно отымел в сладкую попку. Тот даже «хайяку» не успел крикнуть.
Оргазм был подобен взрывающейся бомбе. Мелло подумал, что это дурной знак, но юные Ромео и Джульетта ничего ещё об этом не знали.
Ниа старательно делал вид, что собирает паззл. За окном продолжала настойчиво маячить девичья фигурка.
Но сладостный процесс был нагло прерван деликатным покашливанием, доносящимся из центра чердака.
- Ребята, я не помешаю? – спросил Эл. И пока разгорячённые пылкой страстью юные гении подбирали адекватные слова для вежливого уведомления о том, что Эл мешает, тот развернул потрёпанный листочек и провозгласил:
- Спасибо. Сейчас я прочитаю вам свой первый стихотворный опыт:

Ты ушёл от моей страстной любви,
И сердце моё бедное в крови.
Я жду ответа на свои звонки,
Но твой автоответчик сломан.

О, от меня ушёл не только ты!
Разбивают все мои мечты!
А мои мечты ещё так юны,
И от меня уходят пацаны.

Вы все уходите от меня,
Любовь мою жестоко отриня.
Но однажды я поднимусь с колен
И вас всех возьму в любовный плен!!!

Воцарилось ошеломлённое тягостное молчание.
- Ну как?!!!!! Вам нравится?!!! – спросил Эл, принявший тишину за восхищённое онемение. – Фантазия у меня ещё только развивается!!! Так что не судите слишком строго!!!!!
Шоколадоман, игроман и паззломан обменялись многозначительными взглядами, в которых читалось:
«Мы не можем жестоко критиковать первый стихотворный опыт нашего кумира, тем более, он умер, а фантазия у него только развивается. Давайте подбодрим его, и дальше он будет писать лучше».
- В каждой строчке виден накал чувств, - промолвил Ниа, меланхолично накручивая свою прядь на свой костлявый палец и стараясь не смотреть привидению в глаза.
- Меня прямо пробрало до костей мозга, эээ, в смысле, до мозга костей, - проникновенно сказал Мэтто, нажимая на кнопочки геймбоя. – Я хочу проду.
Мелло громко укусил шоколад и отчётливо произнес:
- Эл. Это. Лучшее. Твоё. Произведение.
Эл просиял, аки красно солнышко.
- Спасибо!!!!!!!!! Я вас всех лю!!! Ждите меня с новыми шедеврами!!!!!
И он исчез.
В повисшей снова тишине неожиданно раздался флегматичный голос Ниа:
- Знал ли кто-нибудь из нас
То, что Эл наш пидорас?..
Мелло и Мэтто задумчиво покивали и вернулись к сексу.

«Дорогой Ватари!
Вы умерли только вчера, но я уже скучаю. В приюте без вас так одиноко и тоскливо, и деньги скоро закончатся. Я вот думаю, что я буду делать без вас с этой могучей кучкой юных гениев. Я смотрю на них, а вспоминаю наши с вами бурные ночи в 13 лет. Мне кажется, наши воспитанники опередили нас в сексуальном развитии: они начали с десяти лет. Мелло и Мэтто – так точно.
Но я хотел поговорить с вами не об этом, а о нашей бессмертной, негасимой, вечной, нерушимой любви. Ах, как я скучаю по вашим суровым объятиям, трепещущей коже, висящей нежными складками, и дрессированным мурашкам, бегающим в районе третьего ребра, а также по вашим мягким монохромным волосам!
В вашу память я решил устроить праздник дружбы народов, потому что я помню, что вы с одинаковой любовью собирали юных гениев изо всех стран мира. Однажды вы привезли маленького японца, который говорил на японском (а ведь это такая редкость!), и юную двадцатилетнюю китаянку, которая несколько сопротивлялась, но всё же умерла от пневмонии благодаря трогательной заботе юного гения медицины, Фэй. Я до сих пор не уверен, что Фэй усвоила всю программу медицинского вуза, ведь вы хотели сэкономить на её образовании, потому ей пришлось проходить по два курса за год. Но Фэй упорствует и всё равно хочет помогать людям!
Думаю, на этом пора заканчивать, не хочу злоупотреблять вашим загробным вниманием, дорогой Ватари. У меня ещё есть дела, ибо в приюте проблемы с отоплением, и я боюсь, что ещё какой-нибудь юный гений умрёт от воспаления лёгких или перетраха, как вы (они, знаете ли, много занимаются сексом, чтобы согреться).
До свидания, дорогой Ватари, хотя какое тут уже свидание».
*обильно залито слезами*

На следующий день все воспитанники приюта Вамми готовились к празднику. Особенно готовился Ниа, хотя ему было всё равно. Целую ночь на могиле гениального детектива Эл Ниа собирал праздничный паззл. На этом эпическом полотне был изображен процесс производства цветочного дуста в цеху. В клубах всех цветов радуги (красный, оранжевый, жёлтый, зелёный, голубой, синий, фиолетовый) виднелись наполненные белым порошком колбы. В слуховом окошке обозначился центр композиции – солнце.
Тем временем Мелло решил, что на этой неделе Ниа получил от него вопиюще мало издевательств. Блондин решил принять по этому поводу экстренные меры. Он подкрался к ничего не подозревающему Ниа и по старой традиции, давно сложившейся в приюте Вамми, украл центральный кусочек паззла.
Посмотрев на почти законченную картинку из десяти тысяч деталек, Ниа трагично заломил руки и закричал в пустые небеса:
- ГДЕ СОЛНЦЕ?!! Мелло, ты украл моё солнце! Я же просил тебя не брать мои вещи!
- Зачем тебе солнце? – флегматично спросил Мэтто. – У тебя же осталась колба.
- Хуле мне колба? – едва слышно произнес Ниа и заплакал. В тот день он впервые в жизни употребил матерное слово.
Тем временем Роджер в мегафон крикнул, чтобы все собрались на футбольном поле. Юные гении образовали пять шеренг по периметру стадиона.
- Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались! – сказал Роджер и подумал, что где-то он такую фразу то ли слышал, то ли читал, но, вероятно, повторил её просто машинально. – Мы отмечаем праздник дружбы народов, и я надеюсь, что сегодня все народы будут дружить.
У каждого воспитанника на груди был вышит флаг его Родины. У Линды – греческий, у Мелло – немецкий, у Мэтто…
- Мэтто, ты не серб?! – потрясённо воскликнул Мелло, с удивлением рассматривая флажок на груди напарника, нет, не напарника, единственного друга и любовника.
- Я давно тебе хотел сказать, - замялся Мэтто, стремительно приобретая карминовый оттенок. – Но всё не представлялось удобного случая… на самом деле я… я… я не серб, Мелло, прости меня. Я… хорват.
Дело в том, что этой ночью в «Науке и жизни» от первого апреля 1955 года Мэтто прочёл, что сербский и хорватский позиционируются их носителями как два разных языка. Ситуация усугублялась тем, что сербы использовали в своей письменности кириллицу, а хорваты – латиницу. Таким образом, Мэтто, чьё имя, несомненно, писалось латиницей, никак не мог быть сербом.
- Мне. Всё. Равно. Мэтто. Даже. Если. Бы. Ты. Был. Эфиопом. Я. Бы. Всё. Равно. Тебя. Любил, - сказал Мелло и нежно обнял новоявленного хорвата.
Но самое большое потрясение ждало их впереди. На груди Ниа шелком был вышит флаг Израиля.
«Вот оно что», - подумал Роджер. – «Так значит, корни вражды Мелло и Ниа лежат в истории их народов: немецкого и еврейского. Евреи всегда были умной нацией, и за это завистливые арийцы устраивали им геноцид. Неудивительно, что Ниа часто сравнивают с библейским мучеником».
Роджер махнул своей дирижерской палочкой в своей руке, оркестр грянул туш, и дети звонким нестройным хором затянули истинно английскую народную песню «Пусть всегда будет солнце».
Но тут их пение было прервано появлением дрожащего тонкого привидения Эл. Мёртвый гениальный сыщик притянул к себе мегафон и сказал:
- В этот торжественный день в память о трагически погибшем Ватари я прочитаю вам своё первое стихотворение.
- Эл умер, а всё никак не успокоится, - чуть слышно пробормотала Линда, давно ничего не говорившая в этом фике. Дело в том, что ещё в приюте, в юном возрасте, Эл осуществил свой первый стихотворный опыт. Его он регулярно читал своему товарищу Бейонду Бёздею. Б очень ценил поэзию Эл, пока не сошёл с ума (конечно же, с лирикой гениального детектива это не имело ничего общего). Впоследствии Бейонд стал маньяком-убийцей, который специализировался на зверском расчленении юных талантов. Сначала он отрывал молодым писателям руки, а потом при помощи столовых приборов пытался найти и исследовать их мозг. История умалчивает о том, увенчались ли поиски Бейонда успехом, но достоверно известно одно: с ума он сошёл окончательно. Гнусный маньяк даже пытался добраться до самого Эл, но был пойман за этим занятием истинными ценителями настоящего сильного ангста.
Тем временем Эл встал на табурет и начал пафосно декламировать:

Я тебя очень люблю,
Горю желанием и огнём,
Ах, мечтаю о тебе,
Мечтаю быть вдвоём!!
И каждую ночь сгораю от страсти,
Ласкаю твои нежные снасти,
Анальгин от тебя не излечит,
Йод не исцелит шрамы на душе,
Ты моя самая сладкая болезнь.
Сахар, зефир и мармелад не остановят этот ад!!
У тебя есть страшная тайна,
Которая мешает нам быть вместе:
Ад не стоит на месте.
Как же мне выразить эту боль?!!
И Фэй не излечит нас с тобой!!
Родной мой, любимый, иду к тебе,
Атлантида моя тонет в неравной борьбе!

Традиционно воцарилось молчание.
- Это стихотворение? – неуверенно спросил Мэтто.
- Это акростих, - гордо ответил Эл. – Новая оригинальная форма.
- Это пиздец, - сказал Мелло, даже не парцеллируя от эстетического шока.
- КАК?!!!!!! – возопил Эл. – ТЫ ВОСХИЩАЛСЯ МОЕЙ ПОЭЗИЕЙ, ХВАЛИЛ ЕЕ И ПЕЛ ЕЙ ДИФИРАМБЫ!!!!! А ТЕПЕРЬ БРОСАЕШЬ МНЕ ОТРАВЛЕННЫЙ КИНЖАЛ В СПИНУ!!!!!!!!!!!
Остальные недоумённо переводили взгляды с одного юного дарования на другое.
- Я ЗАКРОЮ ДНЕВНИК И УДАЛЮ ВСЕ СВОИ СТИХИ С СООБЩЕСТВА!!! – со слезами в голосе воскликнул великий детектив и исчез.
- Какой ещё дневник? – удивленно спросил Ниа в гробовой тишине.
Ответа на этот вопрос не знал никто, только одноднёвки печально реяли над Вамми-хаусом.

Зловещую ночную тишину нарушал шорох шебуршащих и шуршащих шагов. Посреди комнаты на полу сероватой лужицей разливался мертвенный лунный свет. Но Мэтто проснулся не от этого, а от холода. Хоть Мэтто и был всего лишь номером три, он сразу сообразил, что Мелло нет рядом. Оглядевшись, он увидел Мелло, собиравшего свои колбы, шоколад, кокаин, героин, водку и лекарство от истерик.
- Ты куда делам? – спросил Мэтто хриплым спросонья голосом.
Мелло остановился, оглянулся на любовника и удивлённо округлил прекрасные глаза:
- Мэтто. Я. Конечно. Понимаю. Что. Ты. Серб.
- Почему все говорят, что я серб?! – возмутился Мэтто. – Мне это так уже надоело! Я хорват!!
- Ладно, – меланхолично согласился Мелло. – Хоть. Ты. И. Хорват. Но. Не. Мог. Бы. Ты. Говорить. По-английски?
- Не заговаривай мне зубы, - огрызнулся Мэтто и подкурил крепкую дешёвую сигарету (Ватари умер, потому денег на дорогие сигары не было). Комнату моментально наполнил едкий дым.
- Мэтто, - проникновенно сказал немец. – Ты. Посмотри. Что. Ты. Куришь. Денег. В приюте. Больше. Нет. Здесь. Незачем. Оставаться.
- Ты хочешь уйти и бросить меня?! – хорват опустил свою руку с сигаретой и прожёг диван. – Опомнись, Мелло! За порогом – жестокий взрослый мир!!! Жестокий взрослый труд и не менее жестокий взрослый май!!!
Почему-то в такой момент Мэтто вспомнились плакаты на празднике дружбы народов.
- Ну. И. Что? – сказал Мелло. – Зато. Если. Я. Уйду. Тебя. Ждет. Прекрасное. Светлое. Будущее. Потому. Что. Если. Я. Уйду… Бля, как сложно говорить парцеллятами! – вдруг воскликнул немец и стал говорить нормально. – Так вот, если я уйду из приюта, деньги на моё содержание автоматически разделят между остальными, и, возможно, тебе даже купят тёплое одеяло! Разве ради такой светлой перспективы не стоит пережить разлуку?! Клянусь своей жизнью и шоколадом, Мэтто, я люблю тебя, и мы ещё встретимся!
Мэтто с рыданиями бросился на шею немца, они поцеловались, и Мелло, не скрывая скупых арийских слёз, ушёл в рассвет.

«Все мы прекрасные бабочки-одноднёвки. Вот и закончился этот день – наша жизнь. Мы однозначно заставили мир до небес содрогнуться. Теперь я умираю. Колет в сердце. Прости, что позволил им убить тебя, Мэтто…»

Список использованной литературы (для желающих).
тык

@темы: Фанфики