трусы в цитрусы
Название: Лондонский мост падает
Автор: Яник Городецкий aka HerrJanik
Фандом: Тетрадь смерти
Персонажи: Мелло, Ниа, Мэтт (без пэйринга)
Жанр: POV Мелло, джен
Предупреждение: из самого нехитрого события можно раздуть тридцать страниц текста, что я и сумел доказать. Кроме того, как бы ни хотелось мне верить в вероятность описанных со-бытий – надо признать, ООС.
Рейтинг: Мелло – острое на язык дитя, так что пускай PG.
Размер: миди
Содержание: Дом Уэмми готовится праздновать Рождество, у Роджера созревает чудовищный план, а Мелло… Мелло – просто подросток, и ему тринадцать.
тык тык тыкИ мы пошли.
Молча и довольно неспешно. При желании можно было бы и быстрее – но у Ниа такого желания, похоже, не было: он тормозил везде, где ему было интересно. Начал он с памятника Воздушным силам, внушительного орла на постаменте, едва мы отошли от Вестминстерского моста. Тогда я понял, что путешествие затянется.
Мне вообще-то было все равно. Я просто вел этого придурка вперед, доедал шоколадку и изредка думал о том, как было бы здорово, если бы память об этой нежданной прогулке умерла вместе с нами. А еще думал, как помириться с Мэттом, и как все-таки жалко, что густо засаженная зеленая набережная сейчас так гола и уныла. Рождественское настроение, о котором все так любили говорить в книгах, которые я читал, и редких телешоу, которые смотрел, явно забыло навестить меня.
Не могло быть иначе. Давным-давно, еще мальчишкой, Л рассчитал, что у Санта-Клауса есть полторы тысячных доли секунды на посещение каждого ребенка, который хорошо себя вел; а его сани должны лететь в шестнадцать раз быстрее скорости звука. Сделал он это ради смеха, но вышло так, что шутка эта точно и полностью выразила все отношение воспитанников Уэмми к праздничной мишуре. С тех пор ее вспоминают каждое Рождество, а еще непременно втирают наивным новеньким, для которых Санта-Клаус - еще реальная фигура.
В самом деле, было бы смешно, если б люди, способные мигом извлекать кубические корни из шестизначных чисел, верили в легенды и сказки.
Я к тому же не был особенно религиозен, и для меня Рождество было приятной возможностью расслабиться, не больше. Мне всегда нравилось, как живо преображается приют под руководством Роджера и старших преподов: мальки вдохновенно кромсали и клеили бесконечные снежинки и фонарики, старшие ребята вешали под потолок гирлянды и дождики, двери спален и кабинетов украшались венками остролиста, а в динамиках под вечер тихо звучали пронизывающие «Щедрик» и «Тихая ночь» - те мелодии, над которыми я бы никогда не стал прикалываться.
Этого мне и в этом году было бы достаточно. Но на сей раз игрушки появлялись не сами собой из ниоткуда – их должны были доставить в приют мы с Ниа, и это значительно омрачало удовольствие. Так что я хмуро брел по набережной, пиная найденную жестяную банку.
Одно радовало – набережная была все же красивая. Чистая и аккуратная, выложенная светлой плиткой, с частыми коваными скамейками и фонарями на бортах. Мы миновали Министерство Обороны, Уайтхолл Корт и вокзал Чаринг-Кросс: Ниа чуть было не грохнулся вниз, запнувшись под мостом, так засмотрелся на него. Вокзал был ничего, нестандартный уж точно – с внешней стороны просто наглядное пособие по стереометрии. Смелое, я бы сказал.
Потом мы уделили несколько минут толстеньким сфинксам и египетскому обелиску с древними письменами… и я вдруг резко понял, что хочу есть. Ясное дело – мы бы уже наверняка ехали домой, если бы мне не приспичило добродетельствовать, а Ниа после этого – таскаться по городу за новыми впечатлениями.
- Нам надо найти какую-нибудь кафешку, - сказал я уже почти что оседлавшему сфинкса калькулятору. – Я есть хочу.
Он как-то на глазах смелел: казалось, мое общество его совершенно не напрягает. Но когда я сказал, что голоден, он посмотрел на меня очень странно.
- Тогда пойдем, - сказал он и отошел от обелиска. – Если хочешь, возьми карту.
Я покачал головой. Я и без карты знал, где тут можно покушать, и повел Ниа в сторону Ковент-Гарден, на улицу Стрэнд: там среди всех кафешек, кофеен и пиццерий мы с Мэттом когда-то отыскали восхитительную булочную.
Я уже наяву видел перед собой свои любимые шоколадные кексы...
…когда случилось непредсказуемое.
Я полез в карман джинсов за деньгами и не нашел там ни пенса.
Сотня фунтов!!!
Я лихорадочно зашарил по всем другим карманам, но это было бессмысленно – я прекрасно помнил, куда клал деньги: именно туда, где, говорят, их нельзя носить, в карман на заднице.
Вот же… скотство!
Плакали рождественские игрушки! Плакали кексы! И плакали, похоже, мои выходные – Роджер теперь меня в покое не оставит, заставит батрачить на Дом Уэмми без всякой отдачи, пока не решит, что я наказан достаточно. Нет, я, конечно, смогу что-нибудь придумать, что-нибудь навертеть такое, чтобы мне не попало, но…
Это не какая-нибудь пустяковина, это сотня фунтов!
Сказать, что отобрали? Унизительно…
Свалить все на Ниа? Неправдоподобно…
Я покосился на него: он, несомненно, все понял, но ничего не пытался сказать: просто наблюдал за моими тщетными попытками отыскать деньги в складках одежды.
Черта с два, конечно. Денег нигде не было. Наверное, я выронил их, когда покупал билеты, или у меня их правда сперли – да хотя бы в той же капсуле, тогда много кто рядом отирался.
- Деньги пропали, - глупо сказал я. Но все и без слов было ясно.
Ниа вытащил из кармана куртки мелочь и, слегка подкинув на ладони, звякнул монетками. Фунта три-четыре, не больше.
Проклятье…
- Что будем делать? – мрачно спросил я.
- Обедать, я полагаю. - Ниа только плечом повел. – Этого хватит на то, чтобы перекусить.
Я недоверчиво прищурился. Вот это номер!
- Ты так спокойно о еде говоришь? – поразился я.
- Не зря же мы сюда шли, - невозмутимо заметил он. – И потом, я тоже голоден.
- Ниа, - я кашлянул и попытался вложить в следующую фразу столько серьезности, сколько должно было хватить, чтобы даже он оценил масштаб катастрофы. – Мы потеряли деньги, за которые должны были купить эти рождественские примочки. Целых сто фунтов.
- Ты потерял, - поправил Ниа. – И не сто, а восемьдесят – те, что остались… Что тут можно купить на три пятьдесят?
Мне захотелось встряхнуть его. Или самому встряхнуться. Сделать хоть что-нибудь. Нужно было хоть что-то сделать – нельзя было просто сидеть тут и жрать, когда в приюте нас… меня ожидал допрос, куда же я все-таки дел столько денег.
Пока я думал об этом и безнадежно пытался извлечь из карманов то, чего там явно не было, Ниа заказал две булочки.
- Сам ешь, - буркнул я, когда он протянул мне одну, и выскочил на улицу в наивной надежде найти оброненные деньги где-то рядом. Даже если бы я и выронил их неподалеку, нелепо было ожидать, что они мирно ждут меня на том самом месте. Но ничем больше я не мог себе помочь – потому и носился сейчас от одного фасада закусочной к другому, не поднимая глаз и не глядя никуда, кроме как под ноги. В конце концов я чуть было не столкнулся с велосипедистом, которому пришлось лихо вильнуть в сторону, чтобы не на меня наехать: я в сердцах бросил ему в спину что-то из непереводимого немецкого фольклора и обозлился. Абсурд! Это были даже не ключи или документы – вещи, лучшее применение которым найти без проблем мог только их настоящий хозяин. Универсальные бумажки чувствовали себя комфортно в любых руках – и сейчас, увы, не в моих.
Ниа ожидал меня на перекрестке, доедая булку.
- Полагаешь, это реально – найти их здесь? – спросил он. Мне показалось, с усмешкой. Именно показалось, конечно – просто я злился на все вокруг: на эту тупую улицу, на велосипедиста, на прямолинейного и бестактного калькулятора. Вычислительные машинки не умели иначе – но я не понимал, зачем подливать в огонь масла и делать мне хуже, чем было.
- Конечно, нет! – вспыхнул я. – Я не настолько тупой, как ты, возможно, считаешь! Подсказал бы кто-нибудь вариант получше, я бы послушал! Может быть, ты, а?!
Ниа прожевал булку до конца и кивнул.
- Я предлагаю дойти до Тауэрского моста.
- Ты что, совсем того?! – опешил я.
- Мы все равно в конце концов пришли бы туда, - сказал Ниа. – Рождественский магазин совсем рядом. Какая разница, Мелло? Это просто деньги. Ты же не потерял карточку на метро и билет на обратный автобус – стало быть, мы спокойно можем вернуться домой. И почему ты так расстраиваешься?
- Я не расстраиваюсь! – оскорбился я. – Ты-то что в этом понимаешь!
Мою последнюю фразу Ниа проигнорировал. Снова зарядил свои невыносимо безукоризненные грамматические конструкции – и как всегда без эмоций.
- В любом случае нам остается вернуться в Уэмми без игрушек – сейчас или позже. Но я не буду настаивать, конечно, если ты категорически против. На, возьми, это твоя.
- Засунь ее себе знаешь куда? – я оттолкнул протянутую мне булку. – Ну и пошли, пошли, раз тебе так напекло!
Я совсем перестал узнавать себя. В самом деле, я так и сказал ему – да, Ниа, конечно! Давай как старые добрые друзья пройдемся вдоль речки – плевать, что мы вернемся с пустыми руками, Роджер законсервирует меня в порицаниях и отработке, а Мэтт и ребята просто обсмеют, если узнают: плевать, ведь ты значишь для меня несравненно больше, чем все это! Больше, чем мое собственное достоинство!
Не иначе как я спятил. Я все сегодня делал назло и вопреки: на этот раз чтобы он не считал, будто я волнуюсь – уж слишком много людей постоянно подозревали меня в том, что я только и делаю, что киплю и волнуюсь; чтобы не за ним осталось последнее слово; чтобы вдребезги расшиблась его ледяная уверенность в том, что я категорически против чего-либо. Знать об этом мог только я, но не Ниа.
Все равно мне, все равно! Мост так мост!
Теперь я сам чуть не плакал от того, как пасовал перед ним. Да, я в жизни ничего не сделал такого, чего сам не хотел. Но никто, кроме Ниа, не мог заставить меня хотеть то, о чем в здравом уме я не стал бы и думать.
Вечер наконец начал сменять день, а город – потихоньку проявляться в новых красках искусственного света. Наступало время такого нерешительного полумрака – вроде и не день уже, но еще не вечер. Тут и там зажигались окна и фонари, отражались в воде неясными бликами. Завораживали ажурно-неоновый огромный Глаз на другом берегу и очертания мостов – уже пройденных и еще только ожидающих нас.
Набережная Виктории кончилась, когда мы прошли мимо пришвартованных шлюпов ее Величества. Мне было их немного жаль. Если бы они могли думать – вечерами они наверняка вспоминали те дни, когда они были больше прославлены своей военной службой, чем пустым болтанием у берега Темзы.
Ниа дольше, чем у двух других шлюпов, стоял напротив Веллингтона – такого же безукоризненно белого, как и он сам. Я хмыкнул, представив, как забавно бы выглядел мальчишка на палубе – наверное, слился бы с ней – но тут же отогнал эту глупую мысль.
А идти оставалось все еще немало. Я перевел Ниа через мост Блэкфрайерз – на прежнем берегу нас ждал тупик – и повел переулками через Саутварк. Тут уж и мне пригодилась карта – без нее мы плутали бы больше, но и с ней вышло не очень живо. Прямиком по набережной идти было, конечно, легче. Да и не бывал я здесь ни разу, если честно.
Когда мы вышли к Собору, ноги у меня гудели, и есть хотелось так сильно, что я готов был уже сожрать купленную калькулятором булочку.
- Ниа, мне надоело, - честно сказал я. – Давай до Лондонского моста, и все. А Тауэр и оттуда хорошо видно.
Ниа послушно кивнул.
- Тебе самому не надоело? – зачем-то спросил я.
- Здесь красиво и интересно, - ответил он. – Но я тоже устал, если ты об этом.
А небо уже здорово потемнело. Не знаю, может быть только поэтому я обратил наконец внимание на то, чего не замечал раньше – на его фоне сквозь сумрак празднично мигали огоньки развешанных на деревьях напротив собора гирлянд. И у самого входа стояла невысокая скромно украшенная, но очень симпатичная елочка.
- Как думаешь, мы можем зайти?
- Туда?..
Я не знал, можем ли мы туда зайти. Наверняка да… но я чувствовал бы себя неловко.
- Адвент, - пробормотал я. – Там сейчас служба. Я не знаю, я не уверен…
- А я был однажды в Винчестерском Соборе в Сочельник, - неожиданно признался Ниа, поглаживая елку – явно погруженный в воспоминания о чем-то своем, дорогом ему одному. Куда-то подевался его равнодушный тон и неуклюже правильные фразы: он даже стал похож на обычного пацана. Что-то с ним случилось, как в метро: может, доносящийся до нас рождественский гимн и мерцающая гирлянда делали свое дело?
Я и сам чувствовал себя странно. Почти умиротворенно. Отодвинулись усталость и голод – я все еще чувствовал их; но здесь, у этой маленькой подлинно рождественской елки, они не только не мешали мне, но даже настраивали на неторопливую такую безмятежность и… доверие, может быть?
Я ведь не заставлял Ниа вспоминать это.
А он вспоминал. Замерзший задумчивый мальчик-калькулятор вспоминал какой-то особенный, впечатливший его до глубины души день.
Мне нафиг это не было нужно. Но я не перебивал. Может, потому что его признание тоже ничуть не мешало и вполне соответствовало происходящему – хотя переживаемое изнутри трудно назвать происходящим в привычном смысле этого слова. А может, по какой-то другой причине. Как бы ни было, я совершенно не хотел искать ее там, у порога собора и на границе реального времени и полузабытых воспоминаний – чистых и искренних, как запредельно прекрасные голоса за стеной из серого камня. Казалось, эти непостижимые голоса возвращали мне то, что я давным-давно потерял – а может быть, никогда и не имел даже. Они проникали мне в сердце, в каждую мою мысль проникали – опьяняли меня, грешника, сладко травили и, казалось, преображали вплоть до тех самых клеточек, что делали из меня пацана по имени Мелло.
Впрочем, не было это важно, как меня зовут. Пока можно было стоять там и глотать настоящую красоту как холодный, до мурашек пробирающий воздух, ничего больше не было важно. Даже глупая бесконечная гонка за право быть первым перестала иметь значение. А пропавшие деньги и вовсе казались пустяком.
Не хотелось думать ни о чем таком, что прежде раздражало и тревожило меня.
Думать вообще не хотелось. И не получалось.
Зато получалось слушать, не думая. И я не перебивал Ниа.
– Там… пели. Как здесь, но даже еще лучше, - продолжил он. – А я... я куда-то улетал как будто. И все выглядели так, будто они… тоже…
Он сказал так и, кажется, смутился: смешно задрал голову, чтобы рассмотреть Собор.
Или мне это почудилось?
Я ничего не сказал.
Мы постояли там еще немного. Не знаю, сколько. Мог пройти час, а могли и всего три минуты: я совсем потерял счет времени. И ушли мы оттуда все так же молча.
Заключительный пункт этой немыслимой экскурсии ждал нас точно за углом.
Лондонский мост был самым аскетичным среди всех пешеходных мостов центра. Но не вечером и не ночью, когда из исключительно функционального сооружения он превращался в монолитный светящийся блок словно из футуристического кино. В темной глади воды отражались его оранжево-красные борта – гладкие, без излишеств и украшений.
В этой простоте и была его красота.
Но невезучий это был мост, и не зря про него сложили такую жуткую песенку – сейчас-то смех, а люди веками с ним мучились.
История у него была удивительная. Сперва он страдал от штормов, пожаров и викингов – пока не рухнул. Потом, в ту пору, когда он больше походил на обычную улицу, чем на мост, он замерзал, горел и медленно разваливался. Наконец рядом с ним построили новый – каменный и надежный – а старый полностью снесли.
Но и на этом приключения моста не кончились. Его продали по частям и увезли в Америку, где он, заново собранный, стоял и по сей день; а настоящий Лондонский мост, до которого мы наконец добрели с Ниа - тот был совсем новый и молодой, почти ровесник детектива Л.
Я даже не заметил, как начал насвистывать ту самую песню из детства. Атмосфера благоволила: небо становилось все темней, людей вокруг – все меньше, а на душе у меня – на удивление спокойно. Как будто расплескал я все свои переживания, до капли. Раздражение, сомнения, страхи – все они кончились, пока я стоял там, у маленькой елки под мигающими огоньками, и медленно пропадал.
Но не чувствовать их оказалось тоже странно. Я больше не знал, что чувствовать – я опустел и устал. Дико устал. Не от пешей прогулки, хотя и от нее тоже; но уж слишком много необычного произошло сегодня.
И все же… оглядевшись вокруг, я понял, что не жалею о потраченном времени. Замыкающий цепочку центральных мостов разводной Тауэр-бридж был так же, как всегда, великолепен. Может, даже чуть больше, чем обычно. Его массивные готические башни, пролет и подвесные галереи были слегка подсвечены снизу – оттого он приобретал вид по-настоящему сказочный, как в книжках про рыцарей. Дополняли впечатление четыре отовсюду узнаваемых башни Тауэрской крепости и купола Святого Павла по другую сторону от нас.
И крейсер Белфаст, нашедший покой на вечной стоянке между двумя мостами – нынче музей – с достоинством принимал свою судьбу и выглядел тоже внушительно.
Военная дисциплина, как же иначе…
Я почти забыл о Ниа и засвистел. Просто так, потому что мне вдруг отчаянно этого захотелось – и тогда сам собой возник в памяти бархатный низкий голос Уэмми.
Падает, падает Лондонский мост, моя прекрасная леди…
Воспоминания хлынули оттуда, где, я думал, их давно уже нет: густые седеющие усы и черные пуговицы с четырьмя дырочками на грубом длинном пальто – детали внешности заурядного на вид незнакомца, показавшиеся мне тогда самыми примечательными… Ничто в этом человеке среднего роста и телосложения не выдавало талантливого изобретателя и чуткого покровителя конченых пацанов. Мужской парфюм – крепкий, но ненавязчивый; наконец, непривычный акцент и слова, изменившие мою жизнь однозначно круто: «Решать тебе, Михаэль…».
Построй его из дерева и глины, моя прекрасная леди…
Первая неделя в новом приюте. Какие-то непривычно здравомыслящие ребята, постоянно увлеченные чем-то интересным, но мне недоступным: я, единственный из младших воспитанников немец, чувствовал себя неприкаянным среди них. И в те самые моменты, когда мне был так нужен кто-то, кто мог пообещать мне, что все наладится, он оказывался рядом – человек, у которого не только пуговицы и усы были замечательные… а вообще все. И особенно – глаза, внимательные и добрые.
Построй его из иголок и булавок, моя прекрасная леди…
Первое Рождество: елка под потолок и горы пущенной на снежинки искромсанной бумаги. Коробка раздавленных Мэттом шариков. Музыка – та самая до трепета прекрасная музыка, рождественские добрые гимны. И снова он, этот удивительный мужчина, торопливо успокаивающий рыдающего от своего нечаянного преступления мальчишку: ему наплевать было на шарики и испорченную бумагу. Ему на все было наплевать, кроме детских слез, обид и царапин.
Но только разве мы, сопляки, могли это оценить тогда? Да и он, казалось, должен всегда быть рядом – а иначе будто и не могло быть.
И всегда, везде, неотступно… песня эта.
Падает, падает Лондонский мост, моя прекрасная леди.
Я вынырнул в реальность, услышав эти слова – не в воспоминаниях, а по-настоящему, совсем рядом – и обернулся.
Это Ниа бормотал их под нос, неслабо перегнувшись через бортик и будто стараясь заглянуть через него снизу. Единственным местом, куда он мог, не рассчитав стараний, действительно заглянуть, был госпиталь. И это в лучшем случае.
- Навернешься, - буркнул я почти равнодушно. Ниа не обратил на меня внимания. Мурлыкал себе куплет про мост из золота и стали и болтался там, на бортике. Поглощенный своими мыслями и песней, он даже не заметил, как я подошел. Подтянулся на руках и повис там.
Ну псих психом.
- Слезь, придурок. Убьешься же, - забеспокоился я.
И Ниа перестал петь. Посмотрел на меня внимательно, но так и не выпрямился.
- Да ладно, ты же этого хочешь, - он улыбнулся. Неумело как-то… и невесело.
Мне захотелось провалиться куда-нибудь. О чем он говорил? Зачем?
Я нахмурился. Я совершенно не располагал к странным серьезным разговорам, непредсказуемым действиям, лишним сложностям… мне их и так уже хватило. Весь день я считал, что это я помешался – а сейчас не узнавал Ниа.
- Не хочу.
Я сказал это и невольно задумался. В самом деле? Действительно не хочу или говорю то, что должен?
Но кому должен-то?..
Однозначно мне не было нужно, чтобы он летел в воду сейчас, у меня на глазах. Плавать он не умел – а в том, что мне хватит мозгов, чтобы не полезть за ним в холодную речку, я был уже совсем не уверен.
…Но если не сегодня и не сейчас, а вообще?
Хочу или нет?
Ведь его может и не быть. Я никогда не задумывался об этом серьезно – наверное, потому что никто не давал мне для этого поводов. Много лет назад я принял Ниа как данность, как постоянную величину в своей жизни, и только в пустых мечтах иногда воображал, будто может быть иначе. О том, что его действительно запросто могло вдруг не стать, я не думал. Я привык к нему: точно так же все терпят плохую погоду; точно так же ждут, когда срастутся переломы; точно так же привыкают к неизбежности старости, наконец. В мире существовали независимые от нас вещи – и привыкнуть к ним было самым здравым решением.
Вот только Ниа – болтающийся на перилах пацан – был обычным смертным. Его могло не стать, и тогда детективу не нужно было бы делать выбор, а мне - изводить себя на вражду с безупречным соперником.
Я стал бы единственным лучшим воспитанником Уэмми нового поколения.
Это моя буква по праву следует за громкой литерой Л. И все бы наконец заметили это.
Но…
Я вздохнул. Существовали задачи непосильные и для меня. Это было слишком сложно – признаваться в том, в чем ты сам себе не можешь признаться.
- Не хочу, - повторил я. И, пряча за сарказмом чистую правду, добавил: – Только представь: ты сдохнешь, написав сраную контрольную по математике лучше меня. Об этом все будут помнить, и ты останешься непревзойденным, а я… я так до старости и не испытаю никакого кайфа.
Я глянул на Ниа. Он с моста не слез, но слушал меня внимательно.
- Вот врезать тебе хорошенько – да, это давняя моя мечта, - закончил я. И сам не понял, пошутил или нет.
- Правда? – Ниа наконец спрыгнул на твердую землю и посмотрел на меня удивленно. Калькуляторы вообще-то не умеют ни улыбаться, ни удивляться. Но у этого получалось. – А почему же ты никогда не пробовал?
Чудовищный был разговор. Я задумался и в упор посмотрел на Ниа.
В жизни я на него так, глаза в глаза, не смотрел. Да и не было необходимости: ведь мы ни разу и не разговаривали с ним наедине о чем-то серьезном. Забавно – он занимал изрядную долю моих мыслей, а я не мог даже толком рассмотреть его.
- Думаешь, я намерен выложить тебе все свои чувства? – спросил я, собравшись со словами. – Чтобы у тебя была возможность сыграть на них? Тебе ведь это даже не интересно, просто может пригодиться: ценные сведения. Верно, Ниа? Думаешь, я по первому твоему требованию все тебе расскажу?
Ниа пожал плечами.
- Может быть. Я сейчас не понимаю, о чем ты думаешь.
- А ты что, умеешь понимать, о чем думают другие? – живо съязвил я. – Бывает, случается?
Он не ответил.
- Ниа?
Снова молчание. Я пнул гранитную загородку.
- Ниа, почему ты… такой?
На этот раз он отозвался, но не сразу.
- Какой? – сипло спросил он.
- Как алгоритм.
Ниа опустил глаза, а потом и вовсе отвернулся и залез обратно. Обиделся?
Ну и ладно. Так говорить было даже проще.
- Какой… невыносимый, вот какой. «Я прекрасно осведомлен»… «я сам справлюсь…», - передразнил я. – Черт тебя дери! Нормально разговаривать – выше твоего достоинства, что ли? Вести себя как нормальный человек, а не тумбочка – не твой удел? Она и то эмоциональнее будет! Только ты расскажи, чего это стоит тебе? Чего стоит все прятать, чтоб никто не увидел? Я-то знаю, что тебе не все равно на самом деле!
Меня понесло. А Ниа даже не шевелился.
- Ты вообще что-то человеческое делать умеешь? Или ты зациклился на том, чтобы меня обставить, и все? Заперся, как затворник, в своих книжках! Развлекаться, веселиться, что-то откалывать такое, чтоб все охренели – ты это умеешь? Зачем ты все делаешь наоборот? Ты же не пацан, ты калькулятор!
- Мне всего лишь было интересно, почему ты ни разу не пробовал меня ударить, - задумчиво и невозмутимо отозвался Ниа. – А ты рассказал мне больше, чем сам хотел, но все не то.
Скотина белобрысая!
- Драться с людьми интересно, а не с такими, как ты, - выплюнул я. – Чего тебя бить – ты даже не поймешь, за что. Тебе же не может быть понятно, ты на других частотах живешь!
- Или же ты просто меня боишься, - предположил Ниа.
- Много чести! Да я тебя пальцем могу вырубить!
- Ну да. Я понял. Хочешь попробовать?
- Да пошел ты!
- Наверное, все-таки захочешь, - задумчиво сказал Ниа. – Скоро... Может, сейчас.
- И как я, по-твоему, должен это понять? – прошипел я.
Пауза.
- Мелло… это я взял деньги Роджера.
- Ты?..
Ниа кивнул. А я… я растерялся.
- Ну-ка, слезь нахрен оттуда.
Я не стал его бить, конечно. Если и могло произойти сегодня что-то, превосходящее по странности все то, что весь день происходило, – то вот это было оно. Я не то что агрессивный настрой – я дар речи потерял.
- Зачем? – только и смог произнести я.
- Не сердись, - попросил мальчик.
- Зачем?! - повторил я громче.
Ниа тяжело вздохнул.
- Я хотел, чтобы ты помирился с Мэттом.
Я ничего не понимал. А Ниа облизнул засохшие губы и продолжил.
- Если бы ты подарил ему новую приставку, он бы обрадовался. Я уверен.
- Ничего не понимаю, - признался я. – При чем здесь ты вообще? Тебе какое дело до Мэтта и меня?
- Почему ты считаешь, что мне ни до чего и ни до кого нет дела?
- Ну и… - я даже не знал, что именно хочу сказать. Я уставился на своего явно спятившего белобрысого попутчика – и каждое его тяжелое слово, как шар для боулинга, болезненно летело мне в голову. – Ну ты и…
Это был кошмар.
- И я, по твоему мнению, должен эту игрушку за деньги Роджера покупать?
Ниа пожал плечами.
- Это как посмотреть.
- Ну и как тут смотреть?!
- Как на приятную находку, например. Формально деньги Роджера ты потерял и уже попрощался с ними. Ты даже придумал, что скажешь в свое оправдание… Так ведь?
- Я тебя сейчас так оправдаю, - пробормотал я, обалдев от такой неслыханной наглости. –Слушай сюда. Сейчас мы пойдем и купим эти идиотские шарики, у нас еще есть время. А если меня Роджер спросит, почему мы так долго – я ему все расскажу, уж поверь!
- Расскажешь, что я у тебя – у тебя! - что-то украл? – Ниа улыбнулся.
Засранец…
Страшно было думать об этом, но он мне даже нравился вот такой.
И, потеряв уверенность в чем бы то ни было, я воззвал к здравому смыслу.
- Если бы я хотел купить приставку, я потратил бы на нее личные деньги. Ниа… мне не нужна твоя помощь. Мне вообще не нужно твое участие, Ниа! Чем тебя меньше – тем лучше, понимаешь ты? Зачем ты это сделал? Черт… ты вообще понял, что сделал?
Ниа закусил губу и посмотрел в сторону, задумавшись о чем-то; потом, просветлев, словно сообразив, он снова посмотрел на меня.
- Безумие?.. – предположил он.
И если бы ситуация была чуть меньше похожа именно на безумие, я бы не сдержал смеха - так забавно было слышать это словечко от белобрысого комка рассудительности и педантичности.
Но я просто с ужасом кивнул.
- Не большее безумие, чем прогулка в капсуле колеса обозрения, - честно подметил Ниа.
Мои убеждения, аргументы, даже привычки – все они разбивались вдребезги о его ужасную, нелепую, необъяснимую уверенность в собственной правоте. Я не понимал ничего: меня это вышибало из строя, а следовательно, страшно бесило. И, скорее в отчаянии, чем с целью нарочно уязвить его, я съехидничал:
- А я читал, что аутисты не нарушают правила. Это для них слишком большая нервотрепка.
Он быстро и зло покосился на меня. Похоже, я задел его: впервые, даже не имея специального намерения, я это действительно сделал.
- Может, нам правда попробовать подраться, – задумчиво пробормотал он. Я не знал, у кого он спрашивал – был ли этот вопрос риторическим, или все же Ниа адресовал его мне. Точно я знал только то, что драться с ним у меня нет никакого желания. Даже разозленный и обиженный он уступал мне по всем параметрам – по весу, по росту и по опыту; но я не видел его раньше ни разозленным, ни обиженным, и мне не хотелось узнавать на практике, каким он бывает в драке.
Тем более – не в центре Лондона.
А он неожиданно заговорил – сбивчиво, горько, саркастично – так, что у меня голова становилась тяжелой, а ноги ватными.
- Ты думаешь, что все так просто… что ты знаешь меня. Но ты меня не знаешь, Мелло. Ты ничего не знаешь. Тебе кажется это смешным… а нет ничего смешного в том, что мне на самом деле приходилось жить с этим… так и было, когда все думали, что я больной, ненормальный, что меня непременно нужно изучить, портрет составить, картину клиническую. Это не смешно – и тебе бы не пришло в голову смеяться, если бы ты прошел через это. И постоянно кому-то не нравилось, что я мало разговариваю, мало улыбаюсь. Мало инициативы, мало здравого смысла, мало социального, мало общего… Постоянно чего-то мало, а главное – мало информации о том, что же я все-таки из себя представляю, с чем же меня можно употреблять. Недостаток информации нужно было восполнить, правильно? И каждый день меня доставали вопросами, тестами, диагнозами – чтобы наконец определить в какую-то категорию, дебилов или аутистов. Вот так. – Он хмуро взглянул на меня. - В какую бы ты определил?
А я не хотел смотреть на него. Слушать не хотел. Я бы многое отдал за то, чтобы все-таки иметь одну фантастическую машину, машину времени: если бы она у меня была, я бы просто всеми силами постарался избежать этой минуты.
Я не хотел… не хотел узнавать его.
Но я уже не мог остановить то, что должно было случиться.
- Зачем ты мне это рассказываешь, - пробормотал я, устало опершись о поручень моста. – Я не хочу… не надо. Отдай мне деньги и пойдем…
- Нет, ты дослушаешь, - отрезал Ниа. - Может быть, никому просто не было интересно? Не изучить меня, как механизм, а понять по-человечески. Может быть, это тяжело – постоянно прикидываться тем, кем ты не хочешь быть, потому что так заведено – даже не тобой, а просто… просто если так сложилось? Ты спрашиваешь, почему я не веду себя как нормальный человек – но зачем тебе это? Потому что тебе это в самом деле интересно? Или потому что ты так зол, что тебя раздражает все, что ты не можешь объяснить? А я могу объяснить. Очень хочешь, да? Может быть, мне не по душе быть тумбочкой, Мелло? Может, я хочу веселиться и делать что-то, чтобы все… хренели…
Он споткнулся на этом слове и резко замолчал. Я понял, что он может сорваться. Просто сорваться, как в метро.
Просто сорваться, как обычный человек.
Я сглотнул.
- Но никто этого не поймет, - тихо закончил мальчик. – Для всех я чокнутый аутист Ниа.
Он шумно выдохнул – будто сдулся, как воздушный шарик.
Ох корень ядреный. Таким потрясенным я бы себя не чувствовал, даже если бы мне вдруг доказали, что земля плоская и ее держат три слона.
Но только дело было не во мне. Ниа, локтями уткнувшийся в поручень, а ладонями – в лоб, изможденный и несчастный, ждал моей реакции. Ждал хоть каких-то слов.
Я неслышно вздохнул.
Иногда нужно было делать то, что не хочется.
Нечто такое, что, возможно, противоречило бы всем принципам. Я это знал, но мне как-то ни разу не доводилось испытывать это на себе: если, конечно, исключить домашние задания, школьные обязаловки и подобные мелочи – от них нельзя было никуда деться, а потому их действительно следовало исключить.
Нет… иногда происходило что-то посерьезнее этого, что-то действительно из ряда вон выходящее. И на это нужно было реагировать. Не так, как хочется.
А так, как было бы справедливо.
- По крайней мере, Уэмми так не считал, - честно сказал я. Нагнулся над поручнем и проводил взглядом уходящий катерок. А потом от души плюнул в реку.
Справа, в полуметре от моего, второй плевок шмякнулся о воду.
- Ну что за молодежь пошла, - ужаснулся кто-то у нас за спинами. – И не стыдно вам, мальчики?
***
- Ниа? – окликнул я, когда мы подъезжали к Винчестеру.
За окном автобуса было уже совсем черно, так что кроме сытного ужина и теплых постелей нас определенно ждала взбучка. В динамиках снова играл сплошной невыносимый джинглбелз, а мы ехали из Лондона без игрушек и денег – усталые, голодные и будто вывернутые наизнанку. Я был убежден, что нескоро забуду это Рождество; о чем думал Ниа, я не собирался спрашивать.
- Что?
- Ничего не изменилось. Ты понимаешь это?
- Да. Конечно.
Мы снова заняли последние места в самом конце салона, так что на остановке нам пришлось подождать, когда все пассажиры выйдут. Наконец проход освободился, и мы прошли к ступенькам: на вокзале, к ужасу моему, нас ждал хмурый и взволнованный директор приюта.
- Обормоты! – закричал он в сердцах. – Где вы только бродите!
- Роджер, мы деньги потеряли, - с ходу признался я, опередив его расспросы: тем более что с пустыми руками, без всяких пакетов и коробок нам бы не пришлось их долго ждать. – Все, до пенса.
И вообще, семь бед – один ответ. Лучше было выслушать все нравоучения сразу.
- Я всегда знал, что дети – сволочи! – пробурчал Роджер. И, подойдя к нам, обнял одной рукой меня, а другой – Ниа.
***
- Это же гейм-бой эдванс, - Мэтт, казалось, не поверил тому, что я, не дождавшись Рождества, забрался в его комнату - тихо, на цыпочках – и вручил ему именно эту дрянь после отбоя.
Я закатил глаза.
- Ты не поверишь, я в курсе.
- Он стоит кучу денег, - добавил Мэтт.
- Может, тебя это поразит, но и это я тоже знаю.
Мэтт благодарно засопел. Он молчал, слава богу.
Не люблю я эти слова благодарности. Кому они нужны. Мне хорошо было просто сидеть рядом и знать, что он не обижается на меня. Другой благодарности мне не было нужно.
- Говорят, вы ничего не купили, чтобы Дом украсить…
- Ага.
- Правда? Во вы даете! Роджер малькам велел с завтрашнего утра снежинки кромсать, больше чем обычно, и всякие самоделки мастерить… злой, как собака. Я-то думал, все шутят! – Мэтт сдавленно, чтоб никто не услышал, засмеялся. – Мелло… стремно было в Лондоне с Ниа?
Я пожал плечами.
- Да нет. Прикольно.
- Шутишь? – он даже оторвался от новой приставки: распахнул в кои-то веки не красные от ежедневных компьютерных баталий глаза и уставился на меня еще изумленнее.
- Неа. Не шучу... Ну его, Мэтт. Ты лучше скажи – нафига ты разрешения спрашивал, чтобы ехать? Ничего бы не сорвалось, если бы мы удрали, как раньше. Я все думал, думал – зачем? Но так и не понял.
Мэтт замялся.
- Ну… Я хотел. Хотел, чтоб наверняка… Короче, на вот. Я это тебе там хотел купить.
Он достал из тумбочки какую-то знакомую плоскую коробку и, смущаясь, забормотал:
- Ты слышал – завтра снег обещают… Конечно, много не выпадет… Но, может, хотя бы на завалящего снеговика хватит? Я уж не говорю про крепость…
Я внимательно рассмотрел свой подарок и заулыбался.
- Офигеть, это же календарь Адвента! – изумился я. – Так ведь до Рождества два дня осталось!
- Ну и что… Я только недавно узнал, что тебе нравились такие штуки, а шоколадки можно съесть сразу за месяц, какая разница?
Я рещил, что он прав: быстро стянул целлофановую обертку и, кинув календарь на кровать, начал вскрывать запечатанные окошки – по одному на каждый день декабря, до самого Рождества.
- Ты чего расселся-то, помогай давай! – я подвинул календарь к нему, и мы начали, тихо смеясь, набивать рты шоколадными фигурками.
***
И снова пятница, 20 декабря 2002
В небольшой комнате скромного отеля где-то за сотни миль от Винчестера – но где точно, сказать было невозможно – пожилой мужчина ловко управлялся с дюжиной компьютеров, которые он должен был подключить в одну сеть. Его растрепанный подопечный сосредоточенно изучал снимки с места очередного преступления, за которое взялся. Целиком погруженный в новую головоломку, он вздрогнул, когда в кармане у мужчины зазвонил обычно молчаливый телефон.
- Все нормально. Это Роджер, - объяснил мужчина и вышел в соседнюю комнату – чтобы не мешать своему капризному гению. Тот страшно не любил любые посторонние звуки, способные отвлечь его от цепочки непрочных догадок.
- Ватари, точно все хорошо? – спросил он, когда мужчина закончил: разговор был удивительно долгий.
- Полагаю, да. У Роджера родилась идея – он звонил, чтобы поделиться со мной и узнать, что я об этом думаю.
- В самом деле? – парень отозвался с искренним интересом, но не оторвался от фотографии. – И что ты об этом думаешь?
Ватари улыбнулся в седые усы. В отличие от сидящего за компьютером молодого горячего паренька, он был достаточно мудрым, чтобы без сожаления и колебаний признавать свои слабости.
- Я даже не представляю, что из этого может получиться. Но я позволил Роджеру делать все, что он пожелает. Он сказал – под его ответственность...
Мужчина задумался.
- Помнишь двух ребят, которые так и не заговорили с тобой во время видеоконференции?
- Новые М и Н, - кивнул парнишка. – Я помню.
- Роджер задумал отправить их вдвоем на маленькое совместное дело. Он уверен, что это не закончится плохо и может даже открыть для них что-то новое… в себе и друг в друге.
- А ты в этом совсем не уверен, - догадавшись, заключил парень.
- Я беспокоюсь, - подтвердил Ватари. - Но я верю Роджеру. Меня слишком долго не было в приюте… и я совсем не знаю, как растут эти двое. Я уже ни в чем не могу быть сам уверен.
Мужчина вздохнул – и даже его проницательный смышленый подопечный не мог предположить, о чем он думал и о чем сожалел сейчас.
- Кстати, ты приглашен на рождественский обед, - вспомнил Ватари.
- Серьезно?
- Разве это новость? Ты в любой день желанный гость в приюте. А Рождество… каждое Рождество все больше чем обычно надеются, что ты заглянешь.
- Что ж, попробуем вырваться на этот раз, - сказал парнишка, уверенный в том, что снова не найдет такой возможности.
Его жизнь исключала теплые ностальгические воспоминания и привязанности – с ними он был бы уязвимым обывателем, а не феноменальным детективом.
Автор: Яник Городецкий aka HerrJanik
Фандом: Тетрадь смерти
Персонажи: Мелло, Ниа, Мэтт (без пэйринга)
Жанр: POV Мелло, джен
Предупреждение: из самого нехитрого события можно раздуть тридцать страниц текста, что я и сумел доказать. Кроме того, как бы ни хотелось мне верить в вероятность описанных со-бытий – надо признать, ООС.
Рейтинг: Мелло – острое на язык дитя, так что пускай PG.
Размер: миди
Содержание: Дом Уэмми готовится праздновать Рождество, у Роджера созревает чудовищный план, а Мелло… Мелло – просто подросток, и ему тринадцать.
тык тык тыкИ мы пошли.
Молча и довольно неспешно. При желании можно было бы и быстрее – но у Ниа такого желания, похоже, не было: он тормозил везде, где ему было интересно. Начал он с памятника Воздушным силам, внушительного орла на постаменте, едва мы отошли от Вестминстерского моста. Тогда я понял, что путешествие затянется.
Мне вообще-то было все равно. Я просто вел этого придурка вперед, доедал шоколадку и изредка думал о том, как было бы здорово, если бы память об этой нежданной прогулке умерла вместе с нами. А еще думал, как помириться с Мэттом, и как все-таки жалко, что густо засаженная зеленая набережная сейчас так гола и уныла. Рождественское настроение, о котором все так любили говорить в книгах, которые я читал, и редких телешоу, которые смотрел, явно забыло навестить меня.
Не могло быть иначе. Давным-давно, еще мальчишкой, Л рассчитал, что у Санта-Клауса есть полторы тысячных доли секунды на посещение каждого ребенка, который хорошо себя вел; а его сани должны лететь в шестнадцать раз быстрее скорости звука. Сделал он это ради смеха, но вышло так, что шутка эта точно и полностью выразила все отношение воспитанников Уэмми к праздничной мишуре. С тех пор ее вспоминают каждое Рождество, а еще непременно втирают наивным новеньким, для которых Санта-Клаус - еще реальная фигура.
В самом деле, было бы смешно, если б люди, способные мигом извлекать кубические корни из шестизначных чисел, верили в легенды и сказки.
Я к тому же не был особенно религиозен, и для меня Рождество было приятной возможностью расслабиться, не больше. Мне всегда нравилось, как живо преображается приют под руководством Роджера и старших преподов: мальки вдохновенно кромсали и клеили бесконечные снежинки и фонарики, старшие ребята вешали под потолок гирлянды и дождики, двери спален и кабинетов украшались венками остролиста, а в динамиках под вечер тихо звучали пронизывающие «Щедрик» и «Тихая ночь» - те мелодии, над которыми я бы никогда не стал прикалываться.
Этого мне и в этом году было бы достаточно. Но на сей раз игрушки появлялись не сами собой из ниоткуда – их должны были доставить в приют мы с Ниа, и это значительно омрачало удовольствие. Так что я хмуро брел по набережной, пиная найденную жестяную банку.
Одно радовало – набережная была все же красивая. Чистая и аккуратная, выложенная светлой плиткой, с частыми коваными скамейками и фонарями на бортах. Мы миновали Министерство Обороны, Уайтхолл Корт и вокзал Чаринг-Кросс: Ниа чуть было не грохнулся вниз, запнувшись под мостом, так засмотрелся на него. Вокзал был ничего, нестандартный уж точно – с внешней стороны просто наглядное пособие по стереометрии. Смелое, я бы сказал.
Потом мы уделили несколько минут толстеньким сфинксам и египетскому обелиску с древними письменами… и я вдруг резко понял, что хочу есть. Ясное дело – мы бы уже наверняка ехали домой, если бы мне не приспичило добродетельствовать, а Ниа после этого – таскаться по городу за новыми впечатлениями.
- Нам надо найти какую-нибудь кафешку, - сказал я уже почти что оседлавшему сфинкса калькулятору. – Я есть хочу.
Он как-то на глазах смелел: казалось, мое общество его совершенно не напрягает. Но когда я сказал, что голоден, он посмотрел на меня очень странно.
- Тогда пойдем, - сказал он и отошел от обелиска. – Если хочешь, возьми карту.
Я покачал головой. Я и без карты знал, где тут можно покушать, и повел Ниа в сторону Ковент-Гарден, на улицу Стрэнд: там среди всех кафешек, кофеен и пиццерий мы с Мэттом когда-то отыскали восхитительную булочную.
Я уже наяву видел перед собой свои любимые шоколадные кексы...
…когда случилось непредсказуемое.
Я полез в карман джинсов за деньгами и не нашел там ни пенса.
Сотня фунтов!!!
Я лихорадочно зашарил по всем другим карманам, но это было бессмысленно – я прекрасно помнил, куда клал деньги: именно туда, где, говорят, их нельзя носить, в карман на заднице.
Вот же… скотство!
Плакали рождественские игрушки! Плакали кексы! И плакали, похоже, мои выходные – Роджер теперь меня в покое не оставит, заставит батрачить на Дом Уэмми без всякой отдачи, пока не решит, что я наказан достаточно. Нет, я, конечно, смогу что-нибудь придумать, что-нибудь навертеть такое, чтобы мне не попало, но…
Это не какая-нибудь пустяковина, это сотня фунтов!
Сказать, что отобрали? Унизительно…
Свалить все на Ниа? Неправдоподобно…
Я покосился на него: он, несомненно, все понял, но ничего не пытался сказать: просто наблюдал за моими тщетными попытками отыскать деньги в складках одежды.
Черта с два, конечно. Денег нигде не было. Наверное, я выронил их, когда покупал билеты, или у меня их правда сперли – да хотя бы в той же капсуле, тогда много кто рядом отирался.
- Деньги пропали, - глупо сказал я. Но все и без слов было ясно.
Ниа вытащил из кармана куртки мелочь и, слегка подкинув на ладони, звякнул монетками. Фунта три-четыре, не больше.
Проклятье…
- Что будем делать? – мрачно спросил я.
- Обедать, я полагаю. - Ниа только плечом повел. – Этого хватит на то, чтобы перекусить.
Я недоверчиво прищурился. Вот это номер!
- Ты так спокойно о еде говоришь? – поразился я.
- Не зря же мы сюда шли, - невозмутимо заметил он. – И потом, я тоже голоден.
- Ниа, - я кашлянул и попытался вложить в следующую фразу столько серьезности, сколько должно было хватить, чтобы даже он оценил масштаб катастрофы. – Мы потеряли деньги, за которые должны были купить эти рождественские примочки. Целых сто фунтов.
- Ты потерял, - поправил Ниа. – И не сто, а восемьдесят – те, что остались… Что тут можно купить на три пятьдесят?
Мне захотелось встряхнуть его. Или самому встряхнуться. Сделать хоть что-нибудь. Нужно было хоть что-то сделать – нельзя было просто сидеть тут и жрать, когда в приюте нас… меня ожидал допрос, куда же я все-таки дел столько денег.
Пока я думал об этом и безнадежно пытался извлечь из карманов то, чего там явно не было, Ниа заказал две булочки.
- Сам ешь, - буркнул я, когда он протянул мне одну, и выскочил на улицу в наивной надежде найти оброненные деньги где-то рядом. Даже если бы я и выронил их неподалеку, нелепо было ожидать, что они мирно ждут меня на том самом месте. Но ничем больше я не мог себе помочь – потому и носился сейчас от одного фасада закусочной к другому, не поднимая глаз и не глядя никуда, кроме как под ноги. В конце концов я чуть было не столкнулся с велосипедистом, которому пришлось лихо вильнуть в сторону, чтобы не на меня наехать: я в сердцах бросил ему в спину что-то из непереводимого немецкого фольклора и обозлился. Абсурд! Это были даже не ключи или документы – вещи, лучшее применение которым найти без проблем мог только их настоящий хозяин. Универсальные бумажки чувствовали себя комфортно в любых руках – и сейчас, увы, не в моих.
Ниа ожидал меня на перекрестке, доедая булку.
- Полагаешь, это реально – найти их здесь? – спросил он. Мне показалось, с усмешкой. Именно показалось, конечно – просто я злился на все вокруг: на эту тупую улицу, на велосипедиста, на прямолинейного и бестактного калькулятора. Вычислительные машинки не умели иначе – но я не понимал, зачем подливать в огонь масла и делать мне хуже, чем было.
- Конечно, нет! – вспыхнул я. – Я не настолько тупой, как ты, возможно, считаешь! Подсказал бы кто-нибудь вариант получше, я бы послушал! Может быть, ты, а?!
Ниа прожевал булку до конца и кивнул.
- Я предлагаю дойти до Тауэрского моста.
- Ты что, совсем того?! – опешил я.
- Мы все равно в конце концов пришли бы туда, - сказал Ниа. – Рождественский магазин совсем рядом. Какая разница, Мелло? Это просто деньги. Ты же не потерял карточку на метро и билет на обратный автобус – стало быть, мы спокойно можем вернуться домой. И почему ты так расстраиваешься?
- Я не расстраиваюсь! – оскорбился я. – Ты-то что в этом понимаешь!
Мою последнюю фразу Ниа проигнорировал. Снова зарядил свои невыносимо безукоризненные грамматические конструкции – и как всегда без эмоций.
- В любом случае нам остается вернуться в Уэмми без игрушек – сейчас или позже. Но я не буду настаивать, конечно, если ты категорически против. На, возьми, это твоя.
- Засунь ее себе знаешь куда? – я оттолкнул протянутую мне булку. – Ну и пошли, пошли, раз тебе так напекло!
Я совсем перестал узнавать себя. В самом деле, я так и сказал ему – да, Ниа, конечно! Давай как старые добрые друзья пройдемся вдоль речки – плевать, что мы вернемся с пустыми руками, Роджер законсервирует меня в порицаниях и отработке, а Мэтт и ребята просто обсмеют, если узнают: плевать, ведь ты значишь для меня несравненно больше, чем все это! Больше, чем мое собственное достоинство!
Не иначе как я спятил. Я все сегодня делал назло и вопреки: на этот раз чтобы он не считал, будто я волнуюсь – уж слишком много людей постоянно подозревали меня в том, что я только и делаю, что киплю и волнуюсь; чтобы не за ним осталось последнее слово; чтобы вдребезги расшиблась его ледяная уверенность в том, что я категорически против чего-либо. Знать об этом мог только я, но не Ниа.
Все равно мне, все равно! Мост так мост!
Теперь я сам чуть не плакал от того, как пасовал перед ним. Да, я в жизни ничего не сделал такого, чего сам не хотел. Но никто, кроме Ниа, не мог заставить меня хотеть то, о чем в здравом уме я не стал бы и думать.
Вечер наконец начал сменять день, а город – потихоньку проявляться в новых красках искусственного света. Наступало время такого нерешительного полумрака – вроде и не день уже, но еще не вечер. Тут и там зажигались окна и фонари, отражались в воде неясными бликами. Завораживали ажурно-неоновый огромный Глаз на другом берегу и очертания мостов – уже пройденных и еще только ожидающих нас.
Набережная Виктории кончилась, когда мы прошли мимо пришвартованных шлюпов ее Величества. Мне было их немного жаль. Если бы они могли думать – вечерами они наверняка вспоминали те дни, когда они были больше прославлены своей военной службой, чем пустым болтанием у берега Темзы.
Ниа дольше, чем у двух других шлюпов, стоял напротив Веллингтона – такого же безукоризненно белого, как и он сам. Я хмыкнул, представив, как забавно бы выглядел мальчишка на палубе – наверное, слился бы с ней – но тут же отогнал эту глупую мысль.
А идти оставалось все еще немало. Я перевел Ниа через мост Блэкфрайерз – на прежнем берегу нас ждал тупик – и повел переулками через Саутварк. Тут уж и мне пригодилась карта – без нее мы плутали бы больше, но и с ней вышло не очень живо. Прямиком по набережной идти было, конечно, легче. Да и не бывал я здесь ни разу, если честно.
Когда мы вышли к Собору, ноги у меня гудели, и есть хотелось так сильно, что я готов был уже сожрать купленную калькулятором булочку.
- Ниа, мне надоело, - честно сказал я. – Давай до Лондонского моста, и все. А Тауэр и оттуда хорошо видно.
Ниа послушно кивнул.
- Тебе самому не надоело? – зачем-то спросил я.
- Здесь красиво и интересно, - ответил он. – Но я тоже устал, если ты об этом.
А небо уже здорово потемнело. Не знаю, может быть только поэтому я обратил наконец внимание на то, чего не замечал раньше – на его фоне сквозь сумрак празднично мигали огоньки развешанных на деревьях напротив собора гирлянд. И у самого входа стояла невысокая скромно украшенная, но очень симпатичная елочка.
- Как думаешь, мы можем зайти?
- Туда?..
Я не знал, можем ли мы туда зайти. Наверняка да… но я чувствовал бы себя неловко.
- Адвент, - пробормотал я. – Там сейчас служба. Я не знаю, я не уверен…
- А я был однажды в Винчестерском Соборе в Сочельник, - неожиданно признался Ниа, поглаживая елку – явно погруженный в воспоминания о чем-то своем, дорогом ему одному. Куда-то подевался его равнодушный тон и неуклюже правильные фразы: он даже стал похож на обычного пацана. Что-то с ним случилось, как в метро: может, доносящийся до нас рождественский гимн и мерцающая гирлянда делали свое дело?
Я и сам чувствовал себя странно. Почти умиротворенно. Отодвинулись усталость и голод – я все еще чувствовал их; но здесь, у этой маленькой подлинно рождественской елки, они не только не мешали мне, но даже настраивали на неторопливую такую безмятежность и… доверие, может быть?
Я ведь не заставлял Ниа вспоминать это.
А он вспоминал. Замерзший задумчивый мальчик-калькулятор вспоминал какой-то особенный, впечатливший его до глубины души день.
Мне нафиг это не было нужно. Но я не перебивал. Может, потому что его признание тоже ничуть не мешало и вполне соответствовало происходящему – хотя переживаемое изнутри трудно назвать происходящим в привычном смысле этого слова. А может, по какой-то другой причине. Как бы ни было, я совершенно не хотел искать ее там, у порога собора и на границе реального времени и полузабытых воспоминаний – чистых и искренних, как запредельно прекрасные голоса за стеной из серого камня. Казалось, эти непостижимые голоса возвращали мне то, что я давным-давно потерял – а может быть, никогда и не имел даже. Они проникали мне в сердце, в каждую мою мысль проникали – опьяняли меня, грешника, сладко травили и, казалось, преображали вплоть до тех самых клеточек, что делали из меня пацана по имени Мелло.
Впрочем, не было это важно, как меня зовут. Пока можно было стоять там и глотать настоящую красоту как холодный, до мурашек пробирающий воздух, ничего больше не было важно. Даже глупая бесконечная гонка за право быть первым перестала иметь значение. А пропавшие деньги и вовсе казались пустяком.
Не хотелось думать ни о чем таком, что прежде раздражало и тревожило меня.
Думать вообще не хотелось. И не получалось.
Зато получалось слушать, не думая. И я не перебивал Ниа.
– Там… пели. Как здесь, но даже еще лучше, - продолжил он. – А я... я куда-то улетал как будто. И все выглядели так, будто они… тоже…
Он сказал так и, кажется, смутился: смешно задрал голову, чтобы рассмотреть Собор.
Или мне это почудилось?
Я ничего не сказал.
Мы постояли там еще немного. Не знаю, сколько. Мог пройти час, а могли и всего три минуты: я совсем потерял счет времени. И ушли мы оттуда все так же молча.
Заключительный пункт этой немыслимой экскурсии ждал нас точно за углом.
Лондонский мост был самым аскетичным среди всех пешеходных мостов центра. Но не вечером и не ночью, когда из исключительно функционального сооружения он превращался в монолитный светящийся блок словно из футуристического кино. В темной глади воды отражались его оранжево-красные борта – гладкие, без излишеств и украшений.
В этой простоте и была его красота.
Но невезучий это был мост, и не зря про него сложили такую жуткую песенку – сейчас-то смех, а люди веками с ним мучились.
История у него была удивительная. Сперва он страдал от штормов, пожаров и викингов – пока не рухнул. Потом, в ту пору, когда он больше походил на обычную улицу, чем на мост, он замерзал, горел и медленно разваливался. Наконец рядом с ним построили новый – каменный и надежный – а старый полностью снесли.
Но и на этом приключения моста не кончились. Его продали по частям и увезли в Америку, где он, заново собранный, стоял и по сей день; а настоящий Лондонский мост, до которого мы наконец добрели с Ниа - тот был совсем новый и молодой, почти ровесник детектива Л.
Я даже не заметил, как начал насвистывать ту самую песню из детства. Атмосфера благоволила: небо становилось все темней, людей вокруг – все меньше, а на душе у меня – на удивление спокойно. Как будто расплескал я все свои переживания, до капли. Раздражение, сомнения, страхи – все они кончились, пока я стоял там, у маленькой елки под мигающими огоньками, и медленно пропадал.
Но не чувствовать их оказалось тоже странно. Я больше не знал, что чувствовать – я опустел и устал. Дико устал. Не от пешей прогулки, хотя и от нее тоже; но уж слишком много необычного произошло сегодня.
И все же… оглядевшись вокруг, я понял, что не жалею о потраченном времени. Замыкающий цепочку центральных мостов разводной Тауэр-бридж был так же, как всегда, великолепен. Может, даже чуть больше, чем обычно. Его массивные готические башни, пролет и подвесные галереи были слегка подсвечены снизу – оттого он приобретал вид по-настоящему сказочный, как в книжках про рыцарей. Дополняли впечатление четыре отовсюду узнаваемых башни Тауэрской крепости и купола Святого Павла по другую сторону от нас.
И крейсер Белфаст, нашедший покой на вечной стоянке между двумя мостами – нынче музей – с достоинством принимал свою судьбу и выглядел тоже внушительно.
Военная дисциплина, как же иначе…
Я почти забыл о Ниа и засвистел. Просто так, потому что мне вдруг отчаянно этого захотелось – и тогда сам собой возник в памяти бархатный низкий голос Уэмми.
Падает, падает Лондонский мост, моя прекрасная леди…
Воспоминания хлынули оттуда, где, я думал, их давно уже нет: густые седеющие усы и черные пуговицы с четырьмя дырочками на грубом длинном пальто – детали внешности заурядного на вид незнакомца, показавшиеся мне тогда самыми примечательными… Ничто в этом человеке среднего роста и телосложения не выдавало талантливого изобретателя и чуткого покровителя конченых пацанов. Мужской парфюм – крепкий, но ненавязчивый; наконец, непривычный акцент и слова, изменившие мою жизнь однозначно круто: «Решать тебе, Михаэль…».
Построй его из дерева и глины, моя прекрасная леди…
Первая неделя в новом приюте. Какие-то непривычно здравомыслящие ребята, постоянно увлеченные чем-то интересным, но мне недоступным: я, единственный из младших воспитанников немец, чувствовал себя неприкаянным среди них. И в те самые моменты, когда мне был так нужен кто-то, кто мог пообещать мне, что все наладится, он оказывался рядом – человек, у которого не только пуговицы и усы были замечательные… а вообще все. И особенно – глаза, внимательные и добрые.
Построй его из иголок и булавок, моя прекрасная леди…
Первое Рождество: елка под потолок и горы пущенной на снежинки искромсанной бумаги. Коробка раздавленных Мэттом шариков. Музыка – та самая до трепета прекрасная музыка, рождественские добрые гимны. И снова он, этот удивительный мужчина, торопливо успокаивающий рыдающего от своего нечаянного преступления мальчишку: ему наплевать было на шарики и испорченную бумагу. Ему на все было наплевать, кроме детских слез, обид и царапин.
Но только разве мы, сопляки, могли это оценить тогда? Да и он, казалось, должен всегда быть рядом – а иначе будто и не могло быть.
И всегда, везде, неотступно… песня эта.
Падает, падает Лондонский мост, моя прекрасная леди.
Я вынырнул в реальность, услышав эти слова – не в воспоминаниях, а по-настоящему, совсем рядом – и обернулся.
Это Ниа бормотал их под нос, неслабо перегнувшись через бортик и будто стараясь заглянуть через него снизу. Единственным местом, куда он мог, не рассчитав стараний, действительно заглянуть, был госпиталь. И это в лучшем случае.
- Навернешься, - буркнул я почти равнодушно. Ниа не обратил на меня внимания. Мурлыкал себе куплет про мост из золота и стали и болтался там, на бортике. Поглощенный своими мыслями и песней, он даже не заметил, как я подошел. Подтянулся на руках и повис там.
Ну псих психом.
- Слезь, придурок. Убьешься же, - забеспокоился я.
И Ниа перестал петь. Посмотрел на меня внимательно, но так и не выпрямился.
- Да ладно, ты же этого хочешь, - он улыбнулся. Неумело как-то… и невесело.
Мне захотелось провалиться куда-нибудь. О чем он говорил? Зачем?
Я нахмурился. Я совершенно не располагал к странным серьезным разговорам, непредсказуемым действиям, лишним сложностям… мне их и так уже хватило. Весь день я считал, что это я помешался – а сейчас не узнавал Ниа.
- Не хочу.
Я сказал это и невольно задумался. В самом деле? Действительно не хочу или говорю то, что должен?
Но кому должен-то?..
Однозначно мне не было нужно, чтобы он летел в воду сейчас, у меня на глазах. Плавать он не умел – а в том, что мне хватит мозгов, чтобы не полезть за ним в холодную речку, я был уже совсем не уверен.
…Но если не сегодня и не сейчас, а вообще?
Хочу или нет?
Ведь его может и не быть. Я никогда не задумывался об этом серьезно – наверное, потому что никто не давал мне для этого поводов. Много лет назад я принял Ниа как данность, как постоянную величину в своей жизни, и только в пустых мечтах иногда воображал, будто может быть иначе. О том, что его действительно запросто могло вдруг не стать, я не думал. Я привык к нему: точно так же все терпят плохую погоду; точно так же ждут, когда срастутся переломы; точно так же привыкают к неизбежности старости, наконец. В мире существовали независимые от нас вещи – и привыкнуть к ним было самым здравым решением.
Вот только Ниа – болтающийся на перилах пацан – был обычным смертным. Его могло не стать, и тогда детективу не нужно было бы делать выбор, а мне - изводить себя на вражду с безупречным соперником.
Я стал бы единственным лучшим воспитанником Уэмми нового поколения.
Это моя буква по праву следует за громкой литерой Л. И все бы наконец заметили это.
Но…
Я вздохнул. Существовали задачи непосильные и для меня. Это было слишком сложно – признаваться в том, в чем ты сам себе не можешь признаться.
- Не хочу, - повторил я. И, пряча за сарказмом чистую правду, добавил: – Только представь: ты сдохнешь, написав сраную контрольную по математике лучше меня. Об этом все будут помнить, и ты останешься непревзойденным, а я… я так до старости и не испытаю никакого кайфа.
Я глянул на Ниа. Он с моста не слез, но слушал меня внимательно.
- Вот врезать тебе хорошенько – да, это давняя моя мечта, - закончил я. И сам не понял, пошутил или нет.
- Правда? – Ниа наконец спрыгнул на твердую землю и посмотрел на меня удивленно. Калькуляторы вообще-то не умеют ни улыбаться, ни удивляться. Но у этого получалось. – А почему же ты никогда не пробовал?
Чудовищный был разговор. Я задумался и в упор посмотрел на Ниа.
В жизни я на него так, глаза в глаза, не смотрел. Да и не было необходимости: ведь мы ни разу и не разговаривали с ним наедине о чем-то серьезном. Забавно – он занимал изрядную долю моих мыслей, а я не мог даже толком рассмотреть его.
- Думаешь, я намерен выложить тебе все свои чувства? – спросил я, собравшись со словами. – Чтобы у тебя была возможность сыграть на них? Тебе ведь это даже не интересно, просто может пригодиться: ценные сведения. Верно, Ниа? Думаешь, я по первому твоему требованию все тебе расскажу?
Ниа пожал плечами.
- Может быть. Я сейчас не понимаю, о чем ты думаешь.
- А ты что, умеешь понимать, о чем думают другие? – живо съязвил я. – Бывает, случается?
Он не ответил.
- Ниа?
Снова молчание. Я пнул гранитную загородку.
- Ниа, почему ты… такой?
На этот раз он отозвался, но не сразу.
- Какой? – сипло спросил он.
- Как алгоритм.
Ниа опустил глаза, а потом и вовсе отвернулся и залез обратно. Обиделся?
Ну и ладно. Так говорить было даже проще.
- Какой… невыносимый, вот какой. «Я прекрасно осведомлен»… «я сам справлюсь…», - передразнил я. – Черт тебя дери! Нормально разговаривать – выше твоего достоинства, что ли? Вести себя как нормальный человек, а не тумбочка – не твой удел? Она и то эмоциональнее будет! Только ты расскажи, чего это стоит тебе? Чего стоит все прятать, чтоб никто не увидел? Я-то знаю, что тебе не все равно на самом деле!
Меня понесло. А Ниа даже не шевелился.
- Ты вообще что-то человеческое делать умеешь? Или ты зациклился на том, чтобы меня обставить, и все? Заперся, как затворник, в своих книжках! Развлекаться, веселиться, что-то откалывать такое, чтоб все охренели – ты это умеешь? Зачем ты все делаешь наоборот? Ты же не пацан, ты калькулятор!
- Мне всего лишь было интересно, почему ты ни разу не пробовал меня ударить, - задумчиво и невозмутимо отозвался Ниа. – А ты рассказал мне больше, чем сам хотел, но все не то.
Скотина белобрысая!
- Драться с людьми интересно, а не с такими, как ты, - выплюнул я. – Чего тебя бить – ты даже не поймешь, за что. Тебе же не может быть понятно, ты на других частотах живешь!
- Или же ты просто меня боишься, - предположил Ниа.
- Много чести! Да я тебя пальцем могу вырубить!
- Ну да. Я понял. Хочешь попробовать?
- Да пошел ты!
- Наверное, все-таки захочешь, - задумчиво сказал Ниа. – Скоро... Может, сейчас.
- И как я, по-твоему, должен это понять? – прошипел я.
Пауза.
- Мелло… это я взял деньги Роджера.
- Ты?..
Ниа кивнул. А я… я растерялся.
- Ну-ка, слезь нахрен оттуда.
Я не стал его бить, конечно. Если и могло произойти сегодня что-то, превосходящее по странности все то, что весь день происходило, – то вот это было оно. Я не то что агрессивный настрой – я дар речи потерял.
- Зачем? – только и смог произнести я.
- Не сердись, - попросил мальчик.
- Зачем?! - повторил я громче.
Ниа тяжело вздохнул.
- Я хотел, чтобы ты помирился с Мэттом.
Я ничего не понимал. А Ниа облизнул засохшие губы и продолжил.
- Если бы ты подарил ему новую приставку, он бы обрадовался. Я уверен.
- Ничего не понимаю, - признался я. – При чем здесь ты вообще? Тебе какое дело до Мэтта и меня?
- Почему ты считаешь, что мне ни до чего и ни до кого нет дела?
- Ну и… - я даже не знал, что именно хочу сказать. Я уставился на своего явно спятившего белобрысого попутчика – и каждое его тяжелое слово, как шар для боулинга, болезненно летело мне в голову. – Ну ты и…
Это был кошмар.
- И я, по твоему мнению, должен эту игрушку за деньги Роджера покупать?
Ниа пожал плечами.
- Это как посмотреть.
- Ну и как тут смотреть?!
- Как на приятную находку, например. Формально деньги Роджера ты потерял и уже попрощался с ними. Ты даже придумал, что скажешь в свое оправдание… Так ведь?
- Я тебя сейчас так оправдаю, - пробормотал я, обалдев от такой неслыханной наглости. –Слушай сюда. Сейчас мы пойдем и купим эти идиотские шарики, у нас еще есть время. А если меня Роджер спросит, почему мы так долго – я ему все расскажу, уж поверь!
- Расскажешь, что я у тебя – у тебя! - что-то украл? – Ниа улыбнулся.
Засранец…
Страшно было думать об этом, но он мне даже нравился вот такой.
И, потеряв уверенность в чем бы то ни было, я воззвал к здравому смыслу.
- Если бы я хотел купить приставку, я потратил бы на нее личные деньги. Ниа… мне не нужна твоя помощь. Мне вообще не нужно твое участие, Ниа! Чем тебя меньше – тем лучше, понимаешь ты? Зачем ты это сделал? Черт… ты вообще понял, что сделал?
Ниа закусил губу и посмотрел в сторону, задумавшись о чем-то; потом, просветлев, словно сообразив, он снова посмотрел на меня.
- Безумие?.. – предположил он.
И если бы ситуация была чуть меньше похожа именно на безумие, я бы не сдержал смеха - так забавно было слышать это словечко от белобрысого комка рассудительности и педантичности.
Но я просто с ужасом кивнул.
- Не большее безумие, чем прогулка в капсуле колеса обозрения, - честно подметил Ниа.
Мои убеждения, аргументы, даже привычки – все они разбивались вдребезги о его ужасную, нелепую, необъяснимую уверенность в собственной правоте. Я не понимал ничего: меня это вышибало из строя, а следовательно, страшно бесило. И, скорее в отчаянии, чем с целью нарочно уязвить его, я съехидничал:
- А я читал, что аутисты не нарушают правила. Это для них слишком большая нервотрепка.
Он быстро и зло покосился на меня. Похоже, я задел его: впервые, даже не имея специального намерения, я это действительно сделал.
- Может, нам правда попробовать подраться, – задумчиво пробормотал он. Я не знал, у кого он спрашивал – был ли этот вопрос риторическим, или все же Ниа адресовал его мне. Точно я знал только то, что драться с ним у меня нет никакого желания. Даже разозленный и обиженный он уступал мне по всем параметрам – по весу, по росту и по опыту; но я не видел его раньше ни разозленным, ни обиженным, и мне не хотелось узнавать на практике, каким он бывает в драке.
Тем более – не в центре Лондона.
А он неожиданно заговорил – сбивчиво, горько, саркастично – так, что у меня голова становилась тяжелой, а ноги ватными.
- Ты думаешь, что все так просто… что ты знаешь меня. Но ты меня не знаешь, Мелло. Ты ничего не знаешь. Тебе кажется это смешным… а нет ничего смешного в том, что мне на самом деле приходилось жить с этим… так и было, когда все думали, что я больной, ненормальный, что меня непременно нужно изучить, портрет составить, картину клиническую. Это не смешно – и тебе бы не пришло в голову смеяться, если бы ты прошел через это. И постоянно кому-то не нравилось, что я мало разговариваю, мало улыбаюсь. Мало инициативы, мало здравого смысла, мало социального, мало общего… Постоянно чего-то мало, а главное – мало информации о том, что же я все-таки из себя представляю, с чем же меня можно употреблять. Недостаток информации нужно было восполнить, правильно? И каждый день меня доставали вопросами, тестами, диагнозами – чтобы наконец определить в какую-то категорию, дебилов или аутистов. Вот так. – Он хмуро взглянул на меня. - В какую бы ты определил?
А я не хотел смотреть на него. Слушать не хотел. Я бы многое отдал за то, чтобы все-таки иметь одну фантастическую машину, машину времени: если бы она у меня была, я бы просто всеми силами постарался избежать этой минуты.
Я не хотел… не хотел узнавать его.
Но я уже не мог остановить то, что должно было случиться.
- Зачем ты мне это рассказываешь, - пробормотал я, устало опершись о поручень моста. – Я не хочу… не надо. Отдай мне деньги и пойдем…
- Нет, ты дослушаешь, - отрезал Ниа. - Может быть, никому просто не было интересно? Не изучить меня, как механизм, а понять по-человечески. Может быть, это тяжело – постоянно прикидываться тем, кем ты не хочешь быть, потому что так заведено – даже не тобой, а просто… просто если так сложилось? Ты спрашиваешь, почему я не веду себя как нормальный человек – но зачем тебе это? Потому что тебе это в самом деле интересно? Или потому что ты так зол, что тебя раздражает все, что ты не можешь объяснить? А я могу объяснить. Очень хочешь, да? Может быть, мне не по душе быть тумбочкой, Мелло? Может, я хочу веселиться и делать что-то, чтобы все… хренели…
Он споткнулся на этом слове и резко замолчал. Я понял, что он может сорваться. Просто сорваться, как в метро.
Просто сорваться, как обычный человек.
Я сглотнул.
- Но никто этого не поймет, - тихо закончил мальчик. – Для всех я чокнутый аутист Ниа.
Он шумно выдохнул – будто сдулся, как воздушный шарик.
Ох корень ядреный. Таким потрясенным я бы себя не чувствовал, даже если бы мне вдруг доказали, что земля плоская и ее держат три слона.
Но только дело было не во мне. Ниа, локтями уткнувшийся в поручень, а ладонями – в лоб, изможденный и несчастный, ждал моей реакции. Ждал хоть каких-то слов.
Я неслышно вздохнул.
Иногда нужно было делать то, что не хочется.
Нечто такое, что, возможно, противоречило бы всем принципам. Я это знал, но мне как-то ни разу не доводилось испытывать это на себе: если, конечно, исключить домашние задания, школьные обязаловки и подобные мелочи – от них нельзя было никуда деться, а потому их действительно следовало исключить.
Нет… иногда происходило что-то посерьезнее этого, что-то действительно из ряда вон выходящее. И на это нужно было реагировать. Не так, как хочется.
А так, как было бы справедливо.
- По крайней мере, Уэмми так не считал, - честно сказал я. Нагнулся над поручнем и проводил взглядом уходящий катерок. А потом от души плюнул в реку.
Справа, в полуметре от моего, второй плевок шмякнулся о воду.
- Ну что за молодежь пошла, - ужаснулся кто-то у нас за спинами. – И не стыдно вам, мальчики?
***
- Ниа? – окликнул я, когда мы подъезжали к Винчестеру.
За окном автобуса было уже совсем черно, так что кроме сытного ужина и теплых постелей нас определенно ждала взбучка. В динамиках снова играл сплошной невыносимый джинглбелз, а мы ехали из Лондона без игрушек и денег – усталые, голодные и будто вывернутые наизнанку. Я был убежден, что нескоро забуду это Рождество; о чем думал Ниа, я не собирался спрашивать.
- Что?
- Ничего не изменилось. Ты понимаешь это?
- Да. Конечно.
Мы снова заняли последние места в самом конце салона, так что на остановке нам пришлось подождать, когда все пассажиры выйдут. Наконец проход освободился, и мы прошли к ступенькам: на вокзале, к ужасу моему, нас ждал хмурый и взволнованный директор приюта.
- Обормоты! – закричал он в сердцах. – Где вы только бродите!
- Роджер, мы деньги потеряли, - с ходу признался я, опередив его расспросы: тем более что с пустыми руками, без всяких пакетов и коробок нам бы не пришлось их долго ждать. – Все, до пенса.
И вообще, семь бед – один ответ. Лучше было выслушать все нравоучения сразу.
- Я всегда знал, что дети – сволочи! – пробурчал Роджер. И, подойдя к нам, обнял одной рукой меня, а другой – Ниа.
***
- Это же гейм-бой эдванс, - Мэтт, казалось, не поверил тому, что я, не дождавшись Рождества, забрался в его комнату - тихо, на цыпочках – и вручил ему именно эту дрянь после отбоя.
Я закатил глаза.
- Ты не поверишь, я в курсе.
- Он стоит кучу денег, - добавил Мэтт.
- Может, тебя это поразит, но и это я тоже знаю.
Мэтт благодарно засопел. Он молчал, слава богу.
Не люблю я эти слова благодарности. Кому они нужны. Мне хорошо было просто сидеть рядом и знать, что он не обижается на меня. Другой благодарности мне не было нужно.
- Говорят, вы ничего не купили, чтобы Дом украсить…
- Ага.
- Правда? Во вы даете! Роджер малькам велел с завтрашнего утра снежинки кромсать, больше чем обычно, и всякие самоделки мастерить… злой, как собака. Я-то думал, все шутят! – Мэтт сдавленно, чтоб никто не услышал, засмеялся. – Мелло… стремно было в Лондоне с Ниа?
Я пожал плечами.
- Да нет. Прикольно.
- Шутишь? – он даже оторвался от новой приставки: распахнул в кои-то веки не красные от ежедневных компьютерных баталий глаза и уставился на меня еще изумленнее.
- Неа. Не шучу... Ну его, Мэтт. Ты лучше скажи – нафига ты разрешения спрашивал, чтобы ехать? Ничего бы не сорвалось, если бы мы удрали, как раньше. Я все думал, думал – зачем? Но так и не понял.
Мэтт замялся.
- Ну… Я хотел. Хотел, чтоб наверняка… Короче, на вот. Я это тебе там хотел купить.
Он достал из тумбочки какую-то знакомую плоскую коробку и, смущаясь, забормотал:
- Ты слышал – завтра снег обещают… Конечно, много не выпадет… Но, может, хотя бы на завалящего снеговика хватит? Я уж не говорю про крепость…
Я внимательно рассмотрел свой подарок и заулыбался.
- Офигеть, это же календарь Адвента! – изумился я. – Так ведь до Рождества два дня осталось!
- Ну и что… Я только недавно узнал, что тебе нравились такие штуки, а шоколадки можно съесть сразу за месяц, какая разница?
Я рещил, что он прав: быстро стянул целлофановую обертку и, кинув календарь на кровать, начал вскрывать запечатанные окошки – по одному на каждый день декабря, до самого Рождества.
- Ты чего расселся-то, помогай давай! – я подвинул календарь к нему, и мы начали, тихо смеясь, набивать рты шоколадными фигурками.
***
И снова пятница, 20 декабря 2002
В небольшой комнате скромного отеля где-то за сотни миль от Винчестера – но где точно, сказать было невозможно – пожилой мужчина ловко управлялся с дюжиной компьютеров, которые он должен был подключить в одну сеть. Его растрепанный подопечный сосредоточенно изучал снимки с места очередного преступления, за которое взялся. Целиком погруженный в новую головоломку, он вздрогнул, когда в кармане у мужчины зазвонил обычно молчаливый телефон.
- Все нормально. Это Роджер, - объяснил мужчина и вышел в соседнюю комнату – чтобы не мешать своему капризному гению. Тот страшно не любил любые посторонние звуки, способные отвлечь его от цепочки непрочных догадок.
- Ватари, точно все хорошо? – спросил он, когда мужчина закончил: разговор был удивительно долгий.
- Полагаю, да. У Роджера родилась идея – он звонил, чтобы поделиться со мной и узнать, что я об этом думаю.
- В самом деле? – парень отозвался с искренним интересом, но не оторвался от фотографии. – И что ты об этом думаешь?
Ватари улыбнулся в седые усы. В отличие от сидящего за компьютером молодого горячего паренька, он был достаточно мудрым, чтобы без сожаления и колебаний признавать свои слабости.
- Я даже не представляю, что из этого может получиться. Но я позволил Роджеру делать все, что он пожелает. Он сказал – под его ответственность...
Мужчина задумался.
- Помнишь двух ребят, которые так и не заговорили с тобой во время видеоконференции?
- Новые М и Н, - кивнул парнишка. – Я помню.
- Роджер задумал отправить их вдвоем на маленькое совместное дело. Он уверен, что это не закончится плохо и может даже открыть для них что-то новое… в себе и друг в друге.
- А ты в этом совсем не уверен, - догадавшись, заключил парень.
- Я беспокоюсь, - подтвердил Ватари. - Но я верю Роджеру. Меня слишком долго не было в приюте… и я совсем не знаю, как растут эти двое. Я уже ни в чем не могу быть сам уверен.
Мужчина вздохнул – и даже его проницательный смышленый подопечный не мог предположить, о чем он думал и о чем сожалел сейчас.
- Кстати, ты приглашен на рождественский обед, - вспомнил Ватари.
- Серьезно?
- Разве это новость? Ты в любой день желанный гость в приюте. А Рождество… каждое Рождество все больше чем обычно надеются, что ты заглянешь.
- Что ж, попробуем вырваться на этот раз, - сказал парнишка, уверенный в том, что снова не найдет такой возможности.
Его жизнь исключала теплые ностальгические воспоминания и привязанности – с ними он был бы уязвимым обывателем, а не феноменальным детективом.
-
-
09.01.2012 в 20:38herrjanik, это просто невообразимо прекрасно! Давно я так не погружалась в картинку, а она постоянно стояла у меня перед глазами, пока я читала фанфик. Настроения, характеры - искренние, прочувствованные автором, это заметно, все настоящее - и бумажные снежинки, и расфигаченный гейм-бой, и холодные перила моста - прямо подойди и дотронься. Имальчишки просто замечательные, такие разные и непростые, прямо влюбилась в них и никакими другими их видеть уже не хочется. И Вамми, редко его такого в фиках встретишь... Ну и за Лондон отдельное большое человеческое спасибо, вы, кстати, были там? Если нет, просто колоссальная работа проделана, респект и уважуха за это)) И еще за подаренное фиком рождественское настроение)) Вот стоило ради этого ждать
Это, скорее всего, еще не все) Скачала песню, и еще раз под нее прочитаю, отойду немного от восторга заодно (или не отойду), и еще что-нибудь обязательно скажу)
-
-
09.01.2012 в 22:06Luzhesnoliga, спасибо за такой замечательный отзыв. Я так хотел, чтоб оно было не зря, чтоб цепляло - и, похоже, получилось. Я счастлив. Просто... ужасно доволен. Выходит, не зря трудился, оправдал потраченное время.
И эти детали - я вам так благодарен за то, что вам они нравятся, я в самом деле обожаю погружаться в картинку вплоть до снежинок - того и гляди описал бы каждую, если б не здравый смысл, он включается иногда
Вамми, или Уэмми - я уже запутался, как его называть - он мне вообще очень нравится как персонаж. Сначала его не было в задумке вообще. Да много чего не было в задумке. Не было сцены у собора, не должно было быть сцены в метро. Я вообще плохо представлял, что случилось бы между автобусом и мостом, но оно само вот так попросилось. И я рад, что без Уэмми не обошлось. Я хочу про него еще написать. Как-нибудь. Через год. Или два. Или десять. Не сейчас, не скоро
Я бы очень хотел соврать, что был в Лондоне... но нет, не был ни разу. Хотя я столько часов проыел на спутниковых картах, что уже кажется, в самом деле оттуда вернулся. Искал фотки, смотрел видео, читал сайты. Что-то, конечно, навертел, потому что выяснить просто нереально. До сих пор у меня сомнение насчет Корнишона - был он там в декабре 2002 или не было его. То есть не совсем так - был ли он заметен с Глаза в 2002 году, строить-то его уже точно начали. ну я решил, что это не очень важно и простительно - хотя это на самом деле, блин, важно.
респект и уважуха за это)) И еще за подаренное фиком рождественское настроение)) Вот стоило ради этого ждать
Возможно. Но представьте, как круто было б, если б я вовремя успел...
Спасибо за такое внимание ко всем моим мелочам. Это просто убийственно приятно. Я такой довольный... как Кира, наверное, когда у него just as planned. Хотя у меня совсем не just as planned, а наоборот, очень неожиданно. Так что, наверное, мне еще приятнее, чем ему. Но он маньяк, а я нет, так что не знаю
Песню вы какую скачали? London bridge is falling down?
Если да - лучше удалите сразу! Это ужасная вещь. Я не зря написал, что она привязчивая. Я вот сегодня с утра ее пел, а ведь уже давно не слушал. Надо было написать в предупреждение, что эта песня опасна. Черт, я не подумал.
Лучше послушайте снова Little Drummer Boy - он в самый раз для конца, где мост. Даааа.
-
-
09.01.2012 в 23:46-
-
10.01.2012 в 00:26Да вроде не за что
Ангулема, я не только в Лондоне - я в Нью-Йорке и Риме даже побывал за прошлый месяц. На спутниковых картах. Полезная вещь!
А на своих двоих увы, не гулял там ни разу.
Ну, дело наживное!
А как вам сам фанф?
-
-
10.01.2012 в 14:47А-а...
А как вам сам фанф?
Это не совсем "мой" Ниа (в смысле, я его чуть по-иному представляю), но написано хорошо. Во всяком случае глаз нигде не спотыкался, вроде.
-
-
10.01.2012 в 19:08того и гляди описал бы каждую, если б не здравый смысл, он включается иногда
ну, в таком случае досталось бы не только снежинкам, думаю, но и героям) в некоторых местах чувствовалось, что вы хотите сказать про них больше..
Да много чего не было в задумке.
интересна разница в восприятии: собственный текст кажется слепленным из кусков (это было изначально, а это позже придумалось), читатель же видит его целиком, каждое последующее действие-картинка кажутся логическим продолжением предыдущего. а вы как писали? возвращались к написанноему ранее, добавляли что-то, переставляли или же была готовая концепция, вы знали, что будет в начале, а что в конце? понятно, что, когда речь идет о больших объемах, это чаще всего первый случай, редко такая история пишется начистовую сразу, но бывает и такое)
вы правы, мелочи, детали важны, но, имхо, когда на них базируется сюжет либо какие-то очень важные его составляющие. ну а вообще, должен был Корнишон просматриваться из Глаза в конце 2002-го. Если в 2003-м ему уже премию какую-то вручили, то годом ранее там должно было уже что-то внушительное возвышаться. по идее..))
Безумно рад!
-
-
17.01.2012 в 02:09Лондон описан просто замечательно, проделать ТАКУЮ громадную работу - это что-то с чем-то. очень понравился ваш Ниа,
мне прям стыдно перед ним теперь >_>а какой интересный сюжет! такое чувство, что спешл посмотрела, столько поворотов сюжета.. жаль, что перед новогодними праздниками не смогла прочитать - такая атмосфера же..
надеюсь, вы еще много-много раз порадуете нас своими работами)
и огромное спасибо за L в конце.
можно добавлю в цитатник? такое надо перечитывать))
-
-
17.01.2012 в 03:10Над описанием города повозился, конечно. Но мне это было приятно и даже, как ни странно, полезно. Редко эти определения сочетаются, а вот тут получилось.
жаль, что перед новогодними праздниками не смогла прочитать
Действительно, жаль! Но в то время его просто не существовало - я его еще не закончил. Я очень хотел, чтобы он ко времени пришелся, но еще год ждать до 25 декабря... мне это показалось слишком тяжелым испытанием
надеюсь, вы еще много-много раз порадуете нас своими работами)
Возможно. Не могу обещать, что напишу. Но обещаю, что постараюсь.
Джен у меня уже есть - теперь и о яойщине подумать можно
и огромное спасибо за L в конце.
Пожалуйста. Не смог я без него, хотя этот эпизод скорее ради Ватари. Решил - ему тут есть место.
Не отпускает, значит.
автор-сан, я хочу вас заобнимать, честно.
Я вовсе не против.
можно добавлю в цитатник? такое надо перечитывать))
О! А вы его перечитайте перед 25 декабря 2012,
если доживем, конечно...вот и получится, что атмосфера подойдет!Можно, конечно. Я буду только рад.
-
-
17.01.2012 в 07:43Фейерверк эмоций... и его устроил я?)
разумеется, вы)))) спасибо))
Но в то время его просто не существовало - я его еще не закончил.
ой, и правда ^^"""". но хорошо, что вы выложили в начале этого года, а не в его конце))
Джен у меня уже есть - теперь и о яойщине подумать можно
неееееет!!!! не переходите на сторону зла!!!!!!!!! Т_Т
Пожалуйста. Не смог я без него, хотя этот эпизод скорее ради Ватари. Решил - ему тут есть место.
за Ватари тоже огромное спасибо). про него вообще часто забывают Т_Т
-
-
28.01.2012 в 17:47-
-
28.01.2012 в 21:17Мне очень-очень приятно, что вам все это понравилось. Работы и правда вышло немало - но, значит, работал не зря.
-
-
30.01.2012 в 22:42Отдельное спасибо - за каноничность персонажей, они все очень "в характере". И атмосфера сама... И это праздничное настроение, слегка приправленное грустью.
Моё бесконечное восхищение и благодарность!
Почаще радуйте нас новыми творениями
А это ваш первый фик или есть другие? И если есть, то где их можно найти, не подскажете?)
-
-
30.01.2012 в 22:48Да, мне тоже интересно. Можно ли ещё где-то что-то ваше почитать?
-
-
30.01.2012 в 23:39Я очень рад, что вам он весь понравился, и его настроение... я и хотел, чтобы оно именно таким было, но сомневался, справился ли. Лучшее доказательство тому, что справился-таки - ваши слова. Спасибо!
Это действительно мой первый фик, и пока он единственный, других нет. Поэтому где их найти - не подскажу, я сам в поиске вдохновения
А вообще вот моя страничка на Самиздате.
zhurnal.lib.ru/g/gerr_j/
-
-
31.01.2012 в 11:19так свои вещи - это ещё круче))
-
-
31.01.2012 в 13:17-
-
31.01.2012 в 15:08Не знаю. Попробуйте в другом браузере. Не получится - выкину на девиант или вышлю в личку, если правда хотите
-
-
31.01.2012 в 20:44тогда в личку или на почту, пожалуйста)
очень-очень хочу)
-
-
31.01.2012 в 21:21